Громкий матросский гогот не дал боцману завершить воспитательную колкость. Броня тоже растянул рот за компанию, понимая, что боцман, нет слов, лихо подцепил его. Не дали договорить, и слава богу, ибо Кудин понял, что переборщил чуток с Броней, грубовато как-то получилось, ведь Бронштейн был толковым радиометристом и, действительно, одним из лучших в бригаде. Ну а то, что острит не в меру, так он же одессит – у них это в крови. Тут боцман, хоть и поскрёб озадаченно левой пятернёй за правым ухом, сдвинув при этом фуражку на лоб, виду о раскаянии, тем не менее, не подал и уже без обиняков мастерски осадил зарвавшихся шутников:
– Так! Отставить смехуёчки, бо пойдёте на нейтрализацию этого пловца, а заодно и ватерлинию протрёте ветошью!
Юрка глянул за борт. Действительно, в мутно-зелёной воде болтался знатный «бычок». «Как он его заметил с трёхметровой высоты бака корабля?» – удивился Юрка. И тут его осенило – ведь это же боцман, ему по должности положено всё замечать. «Надо же, по закону подлости, как раз подоспел», – запаниковал Юрка.
– И кто же это отважился мне на лысину зад свой сраный пристроить? – сменил пластинку боцман.
Даже намёков на лысину у мичмана Кудина не имелось никаких. Напротив, жёсткие смоляные волосы его, казалось, не умещались на макушке и пытались оккупировать и без того не бог весть какую территорию лба. Однако, несмотря на далеко не богатырское телосложение, вид имел он грозный благодаря крючковатому носу в окоёме чёрных без видимых зрачков глубоко посаженных глаз. Свирепости демоническому виду боцмана добавляло мастерское владение флотским жаргоном, включая его непечатный смак. В этом он хоть и уступал командиру корабля, но со временем это отставание сокращалось. К месту сказать, завзятые материалисты, к коим относил себя мичман Кудин, сквернословят до последнего вздоха.
Впрочем, несмотря на его устрашающий вид и крепкое словцо, Кудин, в общем, был безобидным малым, а боцманом отменным, строгим блюстителем морского порядка на корабле и – что важно – попусту никогда не придирался. За это он был в чести у командира, да и команда его уважала. Тем не менее, матросы его всё-таки побаивались не столь за свирепый вид, сколь за способность являться непрошеным джинном из кувшина в самый неподходящий момент. При этом устроить выволочку из крутой смеси бранных слов, едких флотских сарказмов, заезженных постулатов из корабельного устава и жизненного кодекса далёкой закарпатской деревушки, где провёл лучшие годы жизни до призыва на флот. И всё это, заметьте, поделом!