– Да, болеют одни, а помирают другие, – резюмировал алканафт. – А у меня выпадает этот протез! Но ничего, не впервой! И не такое случалось.
Я хотел сказать про зеницу ока, но промолчал. Допили пиво.
Сверток на унитазном бачке зашевелился. Потом заорал.
– Никак младенца подкинули! – прошептал хлыщ. – Теперь начнется! Ну, мне пора! Не поминайте, если чего, лихом.
И слинял.
Возле унитаза быстро собралась местная толпа. Уборщица развернула – точно! Оказался младенец. Откуда только этот хлыщ знал? Пацаненок. Большой. Месяцев пять, а то и семь. Появились советчики. Остряки предлагали на бутылку пива натянуть соску и пускай привыкает. Другие сказали, что надо в милицию позвонить. Третьи – в «скорую». Подошли Коляныч с Малолеткой. Коляныч взял орущий сверток. Пацаненок затих, улыбнулся и чего-то на своем младенческом сказал. Малолетка вытащил у бармена из холодильника пакет молока, побежал к повару. Разогрели. Сгондобили бутылочку, вместо соски натянули презерватив, прокололи в нем дырочку, и младенец зачмокал, а минут через пятнадцать заснул.
– Че делать-то будем? – спросил Малолетка Хозяина.
Тот пожал плечами. Короче, оставили. Хозяин бомжам по такому случаю выделил в подвале, рядом с разливочной, в которой те бодяжили из левого спирта коньяк, комнатенку. Поставил электрический калорифер на случай холодов. Уборщице велел для младенца всегда иметь молоко и готовить чего положено.
Старушка обозвала их дураками, сказала, что в таком возрасте ему не только молоко, но и другую еду давать надо.
Вспоминали, кто мог подкинуть, но, сколько ни силились, не получалось. Поминутно день расписали. Не складывалось. Не получалось. Наверное, только я знал кто. Этот хлыщ, небось, и подбросил. Про американского писателя туману напустил, нагородил для отвода глаз, а как убедился, что малыша заметили – вмиг слинял.
Хозяин на всякий случай поддатым стражам порядка доложил, те отмахнулись, так и стали жить. Одним меньше, одним больше – разницы не проглядывалось. А хлопот и забот прибавилось. Но и радостей прибавилось. За зиму Киришка подрос. Пацаненка назвали Кириллом. Это от Хозяина. Тот сказал:
– Оставляйте, если хотите. Вместо киришки на туалете оказался непонятно как. Пускай у нас будет. Бог дал, пусть будет.
Вообще-то Ашот говорил всегда без акцента, разве что для куража за столом, когда произносил длинные красивые тосты, да еще когда волновался. А тут выскочила из него эта «киришка» и превратилась в имя.