Э, думаю, да так спиться запросто можно. И пресек. Вовремя! А некоторые ребята, умнейшие, спились. За два года! Напрочь! Безвозвратно.
А я остановился. Сумел! Защитил кандидатскую, про докторскую стал подумывать, материал набирать, эксперименты делать. Работай – не хочу! Все под интерес! Азарт! Да ладно, чего я воздух зря сотрясаю, тебе не понять. Теперь все за деньги. Вместо зеленых глаз у вас, недоумков нынешних, зеленые баксы.
Ну, короче, потом началось то, что началось. Любимая Родина-мать распочковалась на пятнадцать республик свободных, незалежных, независимых, а знал бы родные речи остальных свободных братских народов, еще тринадцать раз повторил, на каких. Оборонка загибалась, космос… Космос, он как понятие философское был вечно, но заказов на научные и конструкторские работы не делал…
А незадолго до обвала пригласили меня в этот городишко в филиал закрытого НИИ. Завлабом. Обрадовался! Перебрался. Квартиру успел получить. Работу развернул. Ну, думаю, сбываются мечты идиота. Но старого мудрого директора института, который меня пригласил, вскоре перевели в Москву. И появился новый. Бывший чиновник из министерства. Так сказать, дитя науки перезрелый. И поехало! И началось.
По большей части у нас всегда и все делается не благодаря, а вопреки. Начальство из таких, каким был этот новый, получается трусоватым. Чего делать сам-то не знает и пытается предугадать мысли вышестоящих, его сюда поставивших, дабы претворял и блюл их интерес. Нужные, полезные для дела решения принимать, извините, трусил. Да и не понимал, какие решения были нужны в то перестроечное время. Но по части воровства и плутовства быстро освоился и стал гением. Супергением!
Ты, парень, не переживай, это не теперь и не с нашего НИИ началось. Это было всегда. Джордано Бруно кумекал, кумекал, умную вещь высказал – его в инквизицию! Это, говорят, чушь, а значит, ересь! Отрекись! Пацан уперся, гордый шибко был. «Не отрекусь», ― говорит, ну его, как полено, в костер. Упертых не только у нас, их никогда и нигде не любят. Сильно умных тоже.
Вот Галилей, тот поопытней был, знал, что против лома нет приема. Сказали, что не вертится земля. Не положено. Не вертится – так не вертится. Он и отрекся. По крайней мере, жив остался. Коперник, тот еще правильней поступил. Написал все и в стол положил, после смерти прочитали, а он тю-тю, в костер не поместишь!