– Вы не можете ехать на летних покрышках.
– Но мне нужно. Ничего не случится.
Гамаш знал, что такие слова были последними в жизни немалого числа молодых людей.
– Да, ничего не случится, – сказал он. – Потому что вы никуда не поедете.
– А если я все же поеду? – сказал Бенедикт. – Что вы сделаете? Вызовете полицию?
– Месье Гамашу не нужно вызывать полицию, – сказал Люсьен, но, увидев, что Бенедикт никак на это не отреагировал, добавил: – Вы и в самом деле не знаете, кто он?
Бенедикт отрицательно покачал головой.
– Я глава Sûreté du Québec, – сказал Арман.
– Старший суперинтендант Гамаш, – сказал Люсьен.
Бенедикт произнес или «О черт», или «Черт-те что». Как бы то ни было, черт в его словах присутствовал.
– Правда?
Гамаш кивнул:
– C’est la vérité[21].
Бенедикт повернулся к своей машине и пробормотал что-то вроде «Вот удача долбаная».
Гамаш ухмыльнулся. Ему один раз тоже улыбнулась такая удача, когда он был в возрасте Бенедикта. Много времени прошло, прежде чем он понял, что это и в самом деле было везение.
– Полагаю, у меня нет выбора, – сказал Бенедикт.
– Bon. Когда телефон заработает, вызовите «Помощь на дорогах», пусть они доставят вас в салон, а там купите приличные покрышки. Не какую-нибудь дешевку. D’accord?[22]
– Ясно, – пробормотал Бенедикт, обращаясь к снегу на своих ботинках.
– Все в порядке, – тихо сказал Гамаш. – Мы заплатим за покрышки.
– Я все верну.
– Преподайте мне урок езды по снегу, о котором вы говорили. И будем квиты.
– Merci.
– Прекрасно. – Гамаш обратился к Люсьену: – Дайте мне знать о времени встречи с детьми мадам Баумгартнер.
– Непременно, – сказал Люсьен.
И Мирна, которая повезла Бенедикта назад в Три Сосны, окинула взглядом двор с плотным слоем снега. И подумала о ядовитых растениях внизу. Замерзших, но не мертвых. Просто ждущих.
Впрочем, Мирна понимала: угроза исходила не от ядовитых цветов. Не от тех, которые ты видишь. О которых знаешь. К тому же эти цветы по крайней мере были красивы.
Нет. Настоящая опасность в саду исходила от вьюнка. Он сначала рос под поверхностью земли, потом вылезал наружу и подавлял всех остальных. Душил одно здоровое растение за другим. Убивал их все, убивал медленно. И делал это без всяких видимых оснований, если не считать его природу.
А потом снова исчезал под землей.
Да, истинная опасность исходила от того, что оставалось невидимым.