Танечка быстро пришла в себя и раскатисто закричала. Сквозь судорожные всхлипы прорывалось только одно слово: «Мама».
Сан Саныча долго ждать не пришлось. Женщина вылетела из подъезда подобно пушечному ядру. Её взгляд сканером прошёлся по замершим словно в стоп-кадре ребятам, чуть задержался на Малике и остановился на дочери, сидящей на асфальте.
Танечка всхлипнула и, ободрённая жалостью в глазах матери, заголосила с новой силой:
– Эта сумасшедшая набросилась на меня!
Малика и не подумала отпираться.
– Она кинула щенка на дорогу, прямо под машину.
Женщина подняла дочь и внимательно её оглядела: нос быстро наливался синим цветом.
– Ах ты, тварь малолетняя, ты разбила моей дочке нос!
Танечка всхлипнула ещё три раза и поспешила оправдаться:
– Не кидала я никого. Он сам выпрыгнул из корзинки и убежал. Тут как раз машина ехала.
Сан Саныч нависла над Маликой подобно обвиняющему прокурору.
– По тебе колония плачет, сопля зелёная. Чтобы больше пальцем не касалась моей дочки, иначе у тебя и твоего отца будут проблемы. Я тебе устрою весёлую жизнь.
Малика не отступила, стойко выдержала убийственный взгляд, хотя женщина напугала её и резким тоном, и мрачными посулами.
– Танечка кинула щенка под машину. Нарочно, – настойчиво повторила она.
– Ты посмотри, какая упёртая, тварь! – женщина резко дёрнула Малику за рукав и потащила в сторону подъезда. – Пусть с тобой отец разбирается, раз ты взрослых совсем не слушаешь!
Та попыталась выкрутиться из хватки Сан Саныча, ткань на рубашке жалобно затрещала и лопнула прямо по шву на плече. Женщина ослабила хватку, и Малике удалось выкрутиться.
– Я сама пойду.
Она шла, сохраняя дистанцию почти в метр, будто никто её и не конвоировал, и домой она возвращается по собственному желанию.
Профессор не был занят и смог уделить время для выслушивания лекции о всевозможных грехах дочери и о возмездии, которое обязательно обрушится на её голову, если она не исправится. Когда Сан Саныч выдохлась, он молча закрыл дверь и только потом обратился к Малике.
– Почему не переоделась и пошла во двор в школьной форме? – он красноречиво оглядел выпачканную юбку и порванную блузку. – Я говорил, что вещи – твоя ответственность и куплены тебе на целый год. Будешь теперь ходить на учёбу в рваной рубашке.
О щенке отец не сказал ни слова, хотя Малика не оправдывалась при матери Танечки и свою версию не озвучивала.