Сборник лауреатов премии Владимира Набокова. Том 3 - страница 10

Шрифт
Интервал


Одинока, забыта, раздета…
Ей казалось, что в тех теремах
Златокудрых, что высятся где-то,
Где народу полно, шум и гам, —
Там ей место – со звоном посуды…
Ведь она всем открыта ветрам
Нараспашку, с улыбкою Будды…
Но однажды ей будничность дел
Принесла откровенье в тиши,
Что болит одиночество тел…
Одиночества нет у души!

2

Я – эхо твоё, незабвенный,
Мне близкий, родной, понятный.
Пусть эха звук, может, невнятный —
С тобой становлюсь в нём счастливой.
Я – отблеск тебя, мой гений.
Что может быть лучше сей доли?!
И отблеск – по собственной воле,
Помимо чужих точек зрений…
Твоим сомыслителем радость
Себя ощущать – есть движенье.
И, может быть, свой день рожденья
Я встречу ещё, а не старость.

3

Нечего портить кровь, рвать на груди одежду.
Кончилась, знать, любовь, коль и была промежду.
<…>
Только когда придёт и вам помирать, бугаи,
будете вы хрипеть, царапая край матраса,
строчки из Александра, а не брехню Тараса.
И. Бродский
Ты так пережил разрыв,
что не смог удержать порыв,
чтобы это не высказать вслух,
как гамбургский петух,
но которому «гамбургский счёт»
выставлен Богом. И вот,
ты не сумел обиды
сбросить с резца рапида и
уколол (не со злобо́й).
Но сегодня твоей иглой
(которой не штопают дыры)
прихвостни и простодыры
колют исподтишка
(у них-то тонка кишка).
А некие президенты
используют как аргументы
для личных сведений счётов,
науськивая идиотов,
потому что ты ныне тот,
на кого уже смотрит народ
с придыханьем и верой:
ты теперь стал для них эрой,
теперь ты для них стал Богом,
потому что делиться итогом
глупости нужно, конечно, с гением,
не обладая мнением
своим и свободой…
Объединённые же непогодой
блакитного неба атласа
вспоминают «брехню» Тараса,
а не Александра!
Удивилась бы Кассандра,
что ты – с гениальным оком —
не оказался пророком!

4. Страсти по Венеции

Зной (как среди песков Сахары)
дыханьем разогретых тел
подогревался и без пары,
не напрягаясь, буйно прел,
соединяя запах тленья,
морского бриза, пота псов,
испытывал домов терпенье
и обитателей дворцов.
По венам с жёлто-серой плазмой
в гондолах ёрзал сгоряча
и ниспадал слезой алмазной
со лба до самого плеча.
Я с ним сроднилась, будто с духом
венецианских мудрецов,
и на фасадах зорким оком
искала взгляды праотцов.
И силуэт в гробах каньонов
мелькал обломком миражей,
отбрасывая тень поклонов
из окон разных этажей.
Совсем не это время года
владело северным волхвом.