Каждый крохотный нежный росток
Льнул ко мне и безропотно ждал,
Ждал заботы, хотя бы чуток.
И всё это Я Жизнью назвал.
Я заботливо Жизнь завернул
В покрывало Поющих Небес,
Лёг я рядом, тихонько уснул,
Поддаваясь истоме телес.
Хоть не долго я спал, чудный сон
Мне привиделся Миг Бытия,
Будто сладко Я пел в унисон,
Пел с такими же точно, как Я.
Тихо тешась затеей своей,
По любви источенной из жил,
Счастлив был в окруженье детей,
Тех, что только сейчас породил.
Мне бы спать миллионы веков,
Лишь бы сон этот чудный смотреть,
Мне бы лучше сонливых оков
Не снимать и тихонько сопеть.
Я проснулся от сильных толчков,
Ошарашено глядя вокруг.
Не прошло миллиона веков,
Только всё изменилося вдруг.
Горы стали подобьем руин,
И иссох Океан Мой Любви,
Я стою совершенно один
По колено в кипящей крови.
Над Землёй поднимается смрад,
Возбуждаемый кучей светил,
Порожденных безумием чад,
Тех, что я перед сном породил.
Убегая от злобы огня,
Из под ног вырывается твердь.
И вот тут осенило меня,
Что над Жизнью раскинулась Смерть.
Эта злобная жуткая тварь,
От которой я вечно бежал.
Не ушел, так бывало и встарь,
Хоть следы за собой заметал.
Но постой, здесь хозяйка не ты!.
Надоело скитаться в бегах!
Не боюсь я твоей темноты,
Здесь я твердо стою на ногах.
Здесь в камине горит Мой Огонь.
Прикажу и пожрёт он тебя.
Так что раненой Жизни не тронь.
Уходи, молча руки скрестя.
Смерть отпрянула, злобно трясясь,
Понимая, не сладить со мной.
Но совсем не ушла, сторонясь,
Затаилась за сумрачной мглой.
Чтобы Жизнь в ожиданье конца
Не тряслась, озираясь на Рай,
На Земле в обрамленье венца
Я придумал Затерянный Край.
Из разрушенных скал я воздвиг,
Прикрывая болезненный шрам,
Гору Разума – Мудрости Пик
В назидание будущим снам.
Я рукой разорвал себе грудь
И, решив потерпеть до поры,
Вырвал сердце своё – Божью Суть,
И оставил на склоне Горы.
А по склону пустил я поток,
Состоящий из жизней простых
И, сглотнув огорченья комок,
Затерял сотворенцев своих.
И себе приказал: никогда
Не спускаться в Затерянный Край,
Лишь незримо следить сквозь года
Чем там дышит потерянный рай.
Я парил над Землёй, как всегда,
Пролетая над пылью дорог.
Но не твёрдым я был, вот беда,
Нет не твёрдым, хотя Я и Бог.
И однажды, когда невтерпёж
Стало мне обождать до поры,
Не скрывая волнения дрожь,
Я уселся на склоне горы.
Обернулся я мертвой скалой,
Нерушимой – не срыть, не стереть,