– Возраст благоразумия… – повторил Андре.
Он не знал, что за много недель до предстоящего события Мона готовила к нему Люси. «Семь лет, семь лет, дорогая! Возраст взрослых платьев с длинным рукавом, возраст осознания мира». Малышка только и говорила, что об этом, 21 октября.
– Возраст благоразумия? А ты носишься повсюду, сломя голову? И, кстати, где твои туфли? – Он стиснул пальцами тоненькую нежно-розовую ручку. – Ты себя ведешь хуже, чем служанка!
Мона уже знала, что за этим последует. Андре разбушуется, вены на висках вздуются, забьются, как маленькие лиловые угри.
– Ты слышишь меня, Люси? Хуже, чем туземка!
Мона положила руку на плечо мужа.
– Андре, ну, пожалуйста…
– Замолчи, сейчас я говорю!
Гнев заострил его черты, глаза потемнели, линия губ стала жестче. Мона любила эти порывы бури; только она умела нежной улыбкой или трепетанием ресниц усмирить Андре. Она снова попыталась поймать его взгляд; вытянула свои обнаженные ноги, скрестила так, скрестила эдак – никакого эффекта. Он не сводил глаз с девочки. В сердце закралась горечь. Как бы ей хотелось в этот момент быть не матерью, а ребенком, которого ругают…
По квартире распространился запах горелого.
– А это еще что?
У Моны появилось предположение.
– Подожди здесь, любовь моя. Я схожу посмотрю.
Она встала, в коридоре заспешила, побежала и тотчас же одумалась, замедлила шаги – нельзя!
В кухне, наполненной дымом, Тибаи уже выбросила подгоревший компот из папайи и начала готовить новый. Ее руки порхали не так быстро, как обычно.
– Поспешите, скоро уже нужно подавать.
Служанка ответила ей такой грустной улыбкой, что у Моны заныло сердце от жалости.
– Все получится, – подбодрила она Тибаи, – но, умоляю, проветрите сейчас же кухню!
Тибаи открыла окно, и тут Мона тихонько вскрикнула от изумления. Подошла на шаг к окну. За решеткой колибри смотрел прямо на нее. Но вмиг упорхнул.
В столовой нотация продолжалась.
– Тебе не нужно быть приветливой со слугами, – втолковывал Андре. – Только вежливой, не более того.
Мона села рядом с ним и принялась гладить его по руке. Однажды он признался ей: «Обожаю, когда ты так делаешь». За годы жизни с ним (по сути, хватило всего одного года) она мысленно составила список того, что он обожал, а чего не обожал. Человеческое тело не дает неисчерпаемых возможностей для игр, у него есть свои лимиты и свои привычки. Свои зоны комфорта. Свои болевые точки и источники неприятных ощущений.