Вот и сейчас он присел, подогнув под себя одну ногу, но тут же вскочил и резко, даже со злостью, сломил тростник. Ему вдруг захотелось стать ветром, могучим и сильным, чтобы управлять облаками, дождём и тростником.
Трубочка была крепкая, нужной, как показалось Гм, толщины. Он неловко взял её пальцами, поднёс ко рту и устроил ей ветер. Звук получился схожий с тихим постаныванием Зы, когда она порезала руку, очищая шкуру скребком. Гм улыбнулся, потому что и звук ему понравился, и воспоминание о Зы – тоже.
Он повертел трубочку, немного сжал её и, сам того не желая, длинным чёрным ногтем, которым так удобно было вспарывать брюхо пойманным рыбам, проколол тростник в нескольких местах. Уже ни на что не надеясь, он неуклюже взял трубочку, где-то зажав отверстия, и снова в неё подул.
Что это было? Подул сильнее и застыл: трубочка зазвучала как цикады, что встречали их с Зы по вечерам у пещеры. Гм забыл о боли в середине груди. Теперь он будет играть на трубочке, как ветер, петь, как цикады и все – и старый Ры, и молодые Ва и Ку – будут его слушать…
Ева застегнула на страб идеально севшую по фигуре шкуру. Жаль, что не было зеркала. Она бы сейчас не отказалась повертеться перед ним, разгладить рукой (или лапой?) густую шерсть и оценить, какая из неё получилась австралопитетка. Мысли её второго «я», закачанного в предэкспедиционный период на подкорку под аббревиатурой ГЖО и имеющие параметры Глупой Женской Особи, помогли хоть как-то смириться с мыслью, что о возвращении на родную Ягдес нужно забыть навсегда – корабль она покинула сразу после приземления и, следуя инструкции, взорвала. Получился праздничный фейерверк, который никто, кроме неё и этого тупого полузверя, с которым ей предстоит спариваться, не оценил. Еву по-настоящему рассмешил животный страх первобытного и полное отсутствие у него представлений о прекрасном. Стивен, консультант по межгалактике, предупреждал: твоя поездка не будет вояжем, туром или приятной вечерней прогулкой. «Тебе выпало счастье купить билет в один конец», – завершил Стивен очередную беседу ключевой фразой, и Еву накрыло мелодией
One way ticket
one way ticket.
One way ticket
one way ticket.
One way ticket to the blues…*
Ева наклонилась, подняла небольшой, серый в рыжую крапинку, камешек и, испытывая непонятную радость, прицельно метнула в волосатую спину. Спина встретила удар стойко, не дрогнув, и тут же сменилась оскалом тупоносой обезьяньей морды и угрожающим рычанием. Ева видела голограмму первобытного, но реальность оказалась куда красочнее. Она бесстрашно подошла к волосатому вплотную, по-кошачьи потёрлась о плечо и заговорила прямо в большое, обросшее шерстью и украшенное бляшками оранжевой серы, ухо: «Но прошло немного времени, роса испарилась, воздух застыл, и обманутая степь приняла свой унылый июльский вид. Трава поникла, жизнь замерла. Загорелые холмы, буро-зелёные, вдали лиловые, со своими покойными, как тень, тонами, равнина с туманной далью и опрокинутое над ними небо, которое в степи, где нет лесов и высоких гор, кажется страшно глубоким и прозрачным, представлялись теперь бесконечными, оцепеневшими от тоски…»**