– А улица… Котовского есть?
Воронин на секунду задумался и твёрдо ответил, что такой улицы нет.
– Нэт так нэт…
– Будут ваши указания по данному поводу, товарищ Сталин?
Вождю всё больше нравился этот спокойный, с открытым русским лицом, лет, наверно, тридцати пяти, комиссар.
– Нэ будут… Это дело сталинградского горисполкома…
Комбрига и комкора, предприимчивого и здоровенного бессарабца Котовского Сталин когда-то недолюбливал за послевоенные купеческие замашки и торговые дела. Но тоже пожалел, когда тот погиб в середине двадцатых…
…Литерный состав отошёл от сталинградского вокзала и, словно завертываясь в маскхалат, начал скрываться в предвечернем, туманящемся и ползающем по окрестным буграм, воронкам, балкам и кучным развалинам раннезимнем морозе…
Загадочно-тёмный, с бронированными, тёплыми, сытыми и досыта освещёнными внутри вагонами, поезд медленно уходил из Сталинграда. Он словно выбирался из инородной массы, оставляя позади неправдоподобные для непривычного взгляда, огромно и неровно, словно застывшая лава, разметавшиеся вдоль Волги разваленные каменно-железные кущи. Издали они были похожи на могильно молчавшие декорации какого-то непостижимого и страшного действа…
Но это если глядеть издали, удаляясь от города… Или с глухой высоты…
Среди сталинградских руин – небольшими шевелящимися островками, окутанные дымом и грохотом – вспыхивали огнём и клубились рвущимся паром ожившие заводские и фабричные цеха. В еле восстановленных зданиях, но больше – в подвалах, кое-как сколоченных хибарах и чудом уцелевших поселковых домишках, норах и землянках, баржах и вагонах, палаточных городках и лагерных бараках – хрипела, теплилась, как росток под тяжёлым свалявшимся настом, удерживалась на ногах и помалу крепла вырванная у ада жизнь. Давимая горем, пульсирующая надеждой, подгоняемая извечным трудом и куском хлеба…
В районе Мамаева кургана поезд на минуту остановился…
2005
Он проснулся от внезапной тишины и понял, что приехал. В конце вагона проводник, одноногий старик, кашляя, объявил: «Приехали… приехали, слава Богу… Вставать будем, что ль?..»
Через закопчённое окно ничего толком не было видно. Спросонок он, не подумав, потёр рукавом шинели стекло, но копоть-то была с другой стороны…
– Ну, отгромыхали, папаша, бывай, – сказал он проводнику.