Пух явно хотел сказать какое-то нехорошее слово, но сдержался, ушел в дальний угол и было слышно, как он чиркает спичками и что-то бормочет.
Малыш обеими руками откинул со лба челку, чтоб всем было видно, какие у него голубые ласковые глаза и спокойные крепкие губы.
Привет, – сказал Малыш, – ваш розовый младенец покалечил на мне ручки.
Бать, – подал голос Пух, – можно я его убью?
– Позже, – голос у бати стал неожиданно бархатистый и вполне располагающий. – Мальчик, ты чей?
И ты понял, Малыш, что на этот вопрос сейчас существует только один ответ:
– Сидоровский.
Возникла пустота. Она медленно сконцентрировалась над головой Малыша в почти осязаемую сферу и вдруг лопнула.
Все зашевелилось, а Пух начал бледнеть и выпустил из рук стакан. Батя слегка поднял брови и улыбнулся. Даже ямочки такие веселые на тощих щеках проступили.
– Сидоровский… кто?
– Брат, – улыбнулся в ответ Малыш, – младшенький.
Последнее слово он произнес по слогам. Вот так: млад-шень- кий.
Батя откинулся на стуле и скрестил руки на груди, скосив глаза на Пуха.
Ну что ж ты, Пух? Вот вечно ты такой. Спешишь, торопишься, не разберешься никогда, а, Пух?
Батя! – вдруг заорал Пух. – Он…
Сядь, – приказал Батя, – сядь, Пух. У нас гость, дорогой гость.
Присаживайся, брат Сидоровский, говори, что тебе надо.
– Карэ, – ответил Малыш. И почему-то добавил – И Пуха.
Тощий пожевал губами в глубокой задумчивости и махнул рукой.
– Девчонку что? Забирай, мы ничего плохого, кстати, с ней не сделали. А Пуха, – посмотрел на Малыша въедливо и внимательно, – А мне -то, собственно что? Я, что ли, все это затеял?
– Не понял, – вздыбился Пух и хотел что-то добавить от души и сразу, но отлетев к стенке, успел только больно вытаращить глаза, а сквозь прижатые ко рту пальцы стекала темная густая струйка.
Кто-то подтолкнул к нему Карэ, кто-то захлопнул за ним дверь, кто-то положил руку ему на грудь, но сердце его не забилось сильнее. Но Малыш поднял глаза и увидел перед собой Карэ.
Схватил ее за руку и пошел быстро, так быстро, что она спотыкалась, не успевала за ним.
– Ну что, Малыш, опять не так?
Опять горький песок скрипит на зубах и сушит горло до черна, до черна, до черна…
– Малыш! Я ногу сломаю… Не беги…
О! Да ты совсем забыл о ней.
Вы остановились друг перед другом. Бледные и смертельно уставшие.
Она сказала: