Как тяжелое, сытое животное, небо на мгновение прислушалось, взревело для острастки, поворочалось и отвернулось от них.
***
Странный, долгий звук прогудел в высоту, набирая силу, и заставил-таки Солдата поднять голову. Самолеты летят… определил Солдат и закашлялся. Поднимать голову – такое гадкое занятие, боль перекатывается к затылку, и кашель до тошноты. Неба не было видно. Закопченный потолок и тот маячил мутно в слезящихся глазах и вызывал весьма конкретные ассоциации. А там, в темноте, высоко-высоко, летят в самолетах люди и до восторга жутко думать о том, что даже если это наши… люди, они летят себе летят, и даже не представляют о том, как внизу, под скользкой изморозью, покрытых голыми стволами, черт знает какими дорогами и оврагами гор, есть еще на свете он. Солдат. Он кашляет, докурить осталось на затяжку и больше не предвидится… может совсем никогда.
И об этом тоже, жутко до восторга. Сидеть и смотреть в закопченное днище потолка.
Самолеты летят… И до них так близко no-прямой, гораздо ближе чем до любого, даже самого никчемушного человечка. Солдат докурил и улыбнулся.
Так пришла зима.
Не для города, не для всех.
А что такое зима, Улетова? Это не просто предательски скользнувшая ступенька, и так холодно ждать трамвая на остановке.
Это не только вяжущий привкус непротивления, когда легче поскучать дома, чем торчать в подъезде, или ехать к кому-то хоть и нужному, но на другой конец города.
Это не всегда время года. Иногда это – просто время.
Период севера. Бессмысленная, наглая разлука. Ленивая безрадостная ветка, сухой костяшкой, зацепившая стекло.
И ты прекрасно зная… НЕВОЗМОЖНО, зажмурясь глушишь спазм неумного, забившегося сердца.
Молчи…
Там нету никого – восьмой этаж. Пол третьего утра.
Период севера. И не к кому навстречу.
Смешно? Все проще! Все гораздо ближе к организму.
Зима – это когда ты ел последний раз вчера утром, когда твои кроссовки развалились, когда догорает последняя сигарета, курить больше нечего, и не предвидится.
Но главное – идти сегодня некуда, и завтра, наверное, тоже.
А Балбес… он… потерпит, он крепкий пес, он хорошо умеет чувствовать, когда не предвидится. Ничего больше не предвидится… пока.
Потому что ты дрянь, Улетова. Так и катилось за тобой, железным шаром грохота катило по лестничному пролету: «Дрянь!»