Прекрасней Гареша – Урала гряда,
Целебен Зэм-Зэм,
но живая вода
Моей Агидели – целебней!
И здесь уже, наряду с национальной традицией, проявляется одна из закономерностей советской лирики фронтовых лет. Чувство любви к Родине в ней предстает как проявление высшего нравственного долга, завещанного солдату его предками, впитанного с молоком матери, взращенного с детства всем природным и бытовым окружением. Всем тем, что зовется малой родиной.
В дни Сталинградской битвы Гайнан Амири выполнял важное партийное поручение. На него была возложена охрана боевого знамени 124-й стрелковой бригады, о чем поэт рассказал в стихотворении «Бессмертие», написанном в 1973 году:
В сиянье безоблачных дней
Никто не забыт и ничто не забыто,
Но не было чище и выше зенита
В пылающей жизни моей,
Чем этот приказ…
Мы дошли до рейхстага,
Пришлось разрывать и крушить
Кольцо за кольцом,
Ненавистного гада
В пылающих кольцах душить,
Случалось от боли стонать, леденея,
Любимых друзей хоронить,
Но не было в жизни задачи важнее,
Чем Знамя от пуль сохранить!..
Эти мысли развивает поэт и в «Балладе о полковом знамени», посвященной С. Ф.Горохову.
Надолго осталась в памяти Гайнана Амири и одна из трагических страниц Сталинградской битвы, когда в конце августа 1942 года фашисты потопили пароход с детьми, которые переправлялись на левобережье. Этому событию посвящены два его стихотворения – «Пароход» (оно написано по свежим следам) и «Поэзия моя», которое появилось спустя многие годы. Последнее построено как диалог поэта со своей Музой. Написано оно, видимо, в год двадцатилетия Сталинградской победы, когда поэт посетил героический город, оставивший в его памяти незаживающие раны:
Вдруг, оглянувшись, смотришь на года,
Дымящиеся в зареве бомбежек…
Воспоминанья, вы – сильнее лет,
Больнее боли, выше вдохновенья:
Вот мой дружок, хрипя в кровавой пене,
Еще живой – его давно уж нет
Мне шепчет – исчезающий вдали
Кровавыми губами: «Пристрели…»
И зори – окровавлены – горят,
Сгорают – задыхаются в закате,
И солнце – словно раненый солдат,
Ночующий в далеком медсанбате.
И мирная жизнь не может погасить в памяти лирического героя картину гибнущего парохода, скорбное чувство невозможности спасти «детишек, задыхающихся в трюмах». «Оставшись навсегда на поле боя», Муза поэта по-прежнему «угрюма, спокойствие не в силах обрести».