– И в этот раз он приехал работать?
– Именно.
– Не показалось ли вам необычным его поведение или вид?
– Да нет. Такой, как и всегда, явился. Вот только пишущую машинку не прихватил. Раньше, бывало, по субботам всегда привозил. Я его как увижу, сама себе и говорю: «Горе ты моё! Не иначе своё тук-тук-тук опять заведёт». Некоторые жаловались. Мол, приехали для отдыха, а такая музыка им и на службе осточертела. Их слова. Отдых, говорят, есть отдых.
– И как он вам показался без машинки?
– А чего казаться? «Игорь Матвеич, – говорю, – а что, стукать сегодня не будете?» «Нет, – отвечает, – есть другие дела». И приуныл.
– Почему вы думаете, приуныл?
– А потому как сразу видать, ежели человек приуныл.
– Он спросил вас, кто ещё живет в доме?
– Нет, не спрашивал, не как другие, едва успеют чемоданы поставить, а уж расспросы ведут, кто приехал да с кем приехал, с женой ли, а может, ещё с кем… Спросил только, в какой комнате помещается господин Рубцов, и пулей к нему.
– Как? Даже к себе не зашёл?
– Дружки они были. Зашёл он, значит, к нему, побыли там, после вышли и в комнату к господину Ларичеву удалились, где и сидели, покуда я их к обеду не покликала.
– Сколько времени они пробыли в комнате Рубцова?
– Эдак с полчаса.
– Вы заметили что-нибудь необычное?
– Когда это?
– Когда они вышли из комнаты Рубцова?
– Нет, ничегошеньки…
– Они не показались вам рассерженными, поссорившимися?
– Нет, а чего им сердиться? Дружки ведь были, никогда не ссорились.
– Вспомните получше, Ефросинья Петровна, это очень важно. Скажите точно, как они выглядели, когда выходили от Рубцова?
– Вышли они, значит, и как есть в комнату к господину Ларичеву направились. Он ещё, бедолага, по́ртфель под мышкой держал, чёрный такой, и бумаги все наружу, без бумаг-то он ни часу не мог обойтись.
– То есть как бумаги наружу?
– Да вот так… по́ртфель нараспашку – бумаги торчат. Почитай лет десять он с этим самым портфелем всё ходил. Уж я-то его знаю как облупленного.
– Что ещё было в портфеле?
– А почём мне знать? Пижама, ложки-вилки свои, стакан… То да сё… После еды давал мне их кипятком ополоснуть, а в остальном человек он был приличный…
– Что они делали в комнате Ларичева?
– Господи помилуй, вы что же это, никак в голову взяли, что я под дверями подсматриваю? Я, которая…
– И всё же, может быть, вы что-то заметили, когда открыли дверь, чтобы позвать их на обед?