Необжитые пространства. Том 2. Позаранник - страница 25

Шрифт
Интервал


Может, годы неровные,
Как проселок? И хлад?
А по стеклам, по кровле —
Поздний праздничный град.
Приютила сторожка
Не на час, навсегда.
С диким луком картошка,
Из баклужи вода.
Дров сухих полыханье.
У земли на краю.
И на сене шептанье,
Как шуршанье: «Люблю…».

«Летний благовест иль вьюга…»

Летний благовест иль вьюга,
В час дневной и даже ночью
Наблюдаем друг за другом
С подозрением и желчью.
Что-то треснуло, упало,
Наизнанку подвернулось.
И уже лицо с оскалом,
А язык опасней жала.
Все тотчас перевернулось
И обрушилось камнями
(Нету той минуты гаже!)
Не на долы за холмами,
А на головы на наши!
Я затылок глажу:
                       больно!
Ты затылок гладишь:
                            ужас!
– Сколько грязи!
– Сколько моли!
А от слез большая лужа,
Порастраченных в горячке,
В возбужденье обреченном.
От стыда лицо я прячу.
Ты вздыхаешь облегченно.

«Зачем же, тайная кукушка…»

Зачем же, тайная кукушка,
Мне зоревать ты не даешь?
На вербной сумрачной макушке
Ты словно плачешь – не поешь.
Нет, это не года… Так много
Еще уже мне не прожить.
И дальние не ждут дороги,
И новой песни не сложить.
Я не смущен и не встревожен,
Не огорошен я врасплох.
Что ж в том, что ныне обезножел?
Лицом и телом поусох,
И ум проворность поутратил,
Слова чуждаются меня?
Тетради со стихами спрятал,
Ничто на свете не виня.
Но ты, пророчица-кукушка,
Не плачь. Я все равно умру.
И мокрую от слез подушку
Я исподом переверну.

«Все ближе к собственному телу…»

Все ближе к собственному телу.
Все ближе к собственной душе.
Где б ни был я
                    и чтоб ни делал
Неторопливо иль спеша…
И если жизнь не остановилась,
То ход замедлился ее
И поутраченную силу
Ничто уж больше не вернет.
Да надо ли?
              Спасибо Богу!
И так продлился путь земной,
Что перепутались дороги
И не вернулся я домой,
И матери не поклонился,
Ее обветренным стопам,
По свету белому носился,
Ютился по чужим углам.
Она явилася в сознанье,
Как бы подмога детских лет,
Как долгожданное свиданье,
Которого значимей нет.

«Все умерли, кого я знал…»

Все умерли, кого я знал,
Не понимая, понимал.
Для них разламывал краюшку
И наливал вина им в кружку.
Когда метели рвали хрип,
Справлялся: кто в ней не погиб?
Желал, чтобы в семье был лад,
Приветно обращаясь: брат.
Взамен от них, когда темно,
Булыжник получал в окно.
В мои упадочные дни
Подножки ставили они.
Но умерли. Теперь без них