– В какой школе обучаетесь?
– Сколько раз в день гуляете?
– Довольны ли питанием?
Дети отвечали то, что им было сказано. Именно эта слаженность в ответах, как слаженность и безошибочность заводских станков, и насторожила разведчиков.
После них было еще пятеро. Они больше не хотели говорить с детьми. Только с опекуном. Они говорили долго, полдня. Ни Оникс, ни другие дети не знали, о чем был этот разговор. Просто увидели осунувшегося опекуна, после изнурительной беседы и полуигриво – полуугрожающе постукивающего его по плечу старого знакомого. Они вышли от них, заключив какой-то пакт перемирия. Далее, Оникс с остальными часто с ними встречалась. Но это все он узнал немного позже. Когда кинулся на ее поиски. Когда сидел у ее дома, карауля ее. Когда увидел ее силуэт на фоне мрачного неба с золотистой луной. Когда пошел за ней, когда сел незаметно в автобус, когда шел за ней по полю, уже сам не зная куда. И когда она, наконец, обернулась. Он понял, Оникс с самого начала знала, что он следует за ней. Однако не подала вида.
– Что ты здесь делаешь?
– Шел за тобой!
Он попытался изобразить на лице самое сильное беспокойство. Однако она все еще хмурилась.
– Не нужно было. Я не хотела твоей смерти. Теперь ты почти подписал себе смертный приговор.
– Но…
– Плачь и смейся. Ты в капкане! – закричала она, и Глеб попятился в испуге. – Захотел стать героем? Но только супер-герои никогда не умирают. Ты комиксы не читал?
Он смотрел на нее тогда и не мог понять, предостерегает она его или пугает. Ее взгляд ничего не выражал, кроме дурного веселья, сдобренного хорошей порцией агрессии. Но, все же он пошел за ней. И совсем не потому, что заблудился, а потому, что уже не представлял, чем заделать ту огромную брешь в душе, что останется после ее ухода.
Они шли быстро, пугая кузнечиков и иногда, по неосторожности, давя жуков. В другое время он назвал бы это райской прогулкой. Погода была великолепная, дул переменный теплый ветер, яркое солнце загораживали увесистые деревья, создавая тень на их пути. Но самым красивым было птичье пение. Он даже не мог бы сказать, сколько именно птиц его воспроизводило, но он никогда не слышал столь звонкой свирели. Вскоре показался небольшой флигель, или изба, кому как угодно. Они, не стучась, вошли туда. Он был пуст.