Казачья серьга - страница 4

Шрифт
Интервал


Небесный перепуганный пиит,
Что до смерти безумная головушка
У всякого дерьма не заболит!
Похоже, я свой век уже отпотчевал
И этому с оглядкою, но рад.
Осталось имя древнее, а отчеством
И через раз досель не наградят.
Куда девалась стать или сноровушка,
На темя время шлепнуло печать.
Но коли уж линдикать не соловушкой,
Хотя бы сизым селезнем кричать…

Троица

Троица украсилась
          пакленком с сережками.
Дождиком окладистым,
          что пыльцу прибил,
Крашеными крышами,
          травными дорожками,
Неизбывной горечью
          прибранных могил.
А еще украсилась золотая Троица
Долго небывалою ласкою людской.
Кто от века праведен —
          сердцем не расстроится,
А на души слабые снизойдет покой.
Помянули памятных предков
          и родителей
И в глазах проталинных
          пригасили свет,
Чтоб они услышали
          в их немой обители,
Как потомки милые чутко чтут завет.
Всех она приветила, праведная Троица,
Хоть на день, но вволюшку
          надышалась Русь.
Для меня ты, Троица,
          как святая горница,
Я тобою радуюсь и тебе молюсь.

«На Троицу Господь спроста…»

На Троицу Господь спроста
          послал дождя.
Он стал сперва нудить
          и мелко притворяться:
То в сторону косил и топал, как дитя,
То маки целовал
          с жеманною прохладцей.
И долго так гнусил, не мал и не удал,
Потом пришел в восторг
          и лил напропалую…
Не так ли я в тебе сначала угадал,
А после полюбил гордыню роковую?
Трава валилась ниц
          до хруста в позвонках,
А дождик лил и лил,
          цвет маковый калеча…
Но я тебя любил сильней издалека
И тише вод и трав
          досадовал при встрече…
Откашливался гром, поеживался сад,
А дождь все выводил
          волынку плясовую —
Как мы уж столько лет
          прожили наугад,
А все не развели кручину вековую.

«На родине я становлюсь своим…»

На родине я становлюсь своим
В мгновенье ока. Давние повадки
Мне по душе, как тот домашний дым.
И от довольства лопаются пятки!
Иди с утра куда глаза глядят,
А чаще – к старой вербе на излуке.
Кукушка плачется. Грачи галдят.
И комары взасос целуют руки.
И божий мир сияет предо мной
В своей простой спросоночьей
                                мороке:
Текут терны по непаши волной,
Их обгоняют юркие сороки.
С дородной бабой бойкий казачок
Скосил траву
               вдоль берега подковой
И пьет ирьян. Невидимый сверчок