Вдруг краем глаза я заметил тень – она то двигалась, то замирала, – и услышал шаркающие по терракотовой плитке шаги. Подняв голову, я разглядел Хамзу – приближаясь ко мне, он нервно сжимал свою любимую шерстяную шапку.
– Месье Тахир, простите меня, – начал он.
– Простить? За что?
Сторож, кусая нижнюю губу, ответил не сразу.
– Хамза, что стряслось?
– Я ухожу на другую работу, – сказал он.
– Но, Хамза… ты ведь проработал здесь двадцать лет!
– Да, месье Тахир, это так – двадцать лет.
– Что стряслось? Давай поговорим – все можно обсудить.
Опустив глаза, Хамза покачал головой:
– Мне стыдно.
При первом же взгляде на сказки «Тысячи и одной ночи» было ясно: каждый читатель найдет в них что-то свое. И предприимчивый издатель смекнул: если переписать сборник языком попроще и убрать излишне откровенные места, получатся детские сказки. Со временем они так полюбились, что никто уже и не помнил, что изначально собрание предназначалось исключительно для взрослой аудитории и представляло собой литературу развлекательную, которую следовало держать от детей подальше. Однако некоторые переводчики, в том числе Бёртон, в своих переводах строго придерживались оригинала. В эпоху затянувшейся на десятилетия строгой викторианской морали Бёртон делал ставку на присутствовавшие в сказках многочисленные намеки на непристойности и откровенную похоть, надеясь привлечь внимание самых разных слоев светского общества, падкого на подобное чтиво.
Бёртон распространял свой перевод по закрытой подписке, избегая цензуры, просматривавшей издания для открытой продажи. Так называемое Общество борьбы с пороками преследовало нарушавших принципы строгой морали авторов, угрожая им наказанием в виде принудительных работ. Издателей, бравшихся публиковать этих авторов, штрафовали или закрывали, то же самое ожидало и типографщиков. В то время как Бёртон трудился над переводом, молва о порочном характере произведения достигла ушей цензоров. Жена Бёртона, Исабель, писала типографщику о своих опасениях: ей казалось, что их лондонский дом под наблюдением. Владелец типографии, не желая нарушать закон, вынудил Бёртона подписать договор, по которому вся ответственность за издаваемый перевод ложилась на него, переводчика.
Желая обезопасить себя от обвинений в распространении порнографии, Бёртон сопроводил выходящие в свет тома пояснением – книги выпущены исключительно для научного сообщества: «Они напечатаны мной лично для научных изысканий востоковедов и антропологов … ничто не могло вызвать во мне большего отвращения, нежели мысль о том, что сочинение подобного толка может попасть в руки издателю и быть им опубликовано».