Решив последовать совету Абдельмалика, я вспомнил: в детстве отец учил меня не ограничиваться тем, что видят глаза и слышат уши.
И вот я отправился в старую, наиболее оживленную часть Касабланки. Было утро пятницы, навстречу мне то и дело попадались суровые домохозяйки, нагруженные покупками. Встречались и уличные разносчики, навязчиво предлагавшие обычный набор: засушенные цветы, щенков, безделушки китайского производства…
Посреди всеобщей кутерьмы я вдруг увидел сильно обветшавшее здание – мужскую кофейню.
Войдя, я попросил кофе и сел за столик у окна. Зал напоминал раковину улитки – по всей длине его дугой шла стойка. За стойкой официант в темно-бордовых с черным одеждах подогревал на кофеварке 1930-х годов вчерашние круассаны. За каждым столиком сидели облаченные в джеллабы завсегдатаи кофейни и курили крепкий табак, уставившись отсутствующим взглядом в пространство.
Дождавшись, пока официант поставит передо мной чашку черного кофе и положит рядом свернутый из газеты кулек с пятью кусочками сахара, я вытащил из сумки вату. Закрыл глаза, вставил ватные тампоны в уши и ноздри, закрыл рот и скрестил руки на груди. Совсем как в детстве.
Я стремился впитать в себя окружающую обстановку, не прибегая к обычным органам чувств.
Стоит только закрыть глаза, уши, нос, как включается воображение. Оно есть у каждого, только дремлет, убаюканное бесконечными просмотрами одних и тех же фильмов, а еще общественным мнением, предписывающим обуздывать фантазии, освобождать от них ум. Но воображение никуда не девается, оно прячется глубоко – искра, ждущая своего часа, чтобы зажечь факел.
Сидя в кафе, я почувствовал, будто вдоль позвоночника сверху вниз выстреливают фейерверки. Перед глазами замелькали яркие сполохи: огненно-красные и пронзительно-синие. На языке возникло множество вкусовых ощущений, в нос ударил аромат тысячи цветов.
Это было не что иное, как сила воображения.
Три дня сторожа избегали меня. Осман и Медведь забрались на крышу и делали вид, будто смолят ее. Я звал их, упрашивая спуститься и все-таки объяснить, почему Хамза ушел. Наконец, я отловил Османа за конюшнями – он рассыпал вдоль стен гранулы крысиного яда.
– Хамза не вернется, – сказал Осман. – И вам его не переубедить.
– Но почему? Он проработал здесь не один десяток лет!