– Может, ему еще старые трусы показать? – прошипела
разъяренная Тассана, особенно сильно переживавшая потерю
заколок.
– Если ему это понадобится, я лично прослежу, чтобы никакой
задержки не случилось, – мрачно проговорила Верна, не отрывая
взгляда от приготовлений Рея.
За несколько часов до рассвета Рей, на котором из одежды были
только тонкие кожаные штаны, и Таисса, экипированная в мягкий,
плотно облегающий комбинезон темно-серого цвета, беззвучно, словно
тени, покинули свое убежище и двинулись в сторону крепости.
Старая стена выдержала не одну осаду. Но и она постепенно
поддавалась действию времени. Известка выкрошилась от дождей и
ветра, а сам камень, когда-то гладко отшлифованный, стал бугристым
и шероховатым. Да и солдаты, получившие необременительную службу в
забытой богом крепости за былые заслуги, тоже были немолоды. Те,
кто не смог устроиться в учебные подразделения крупных гарнизонов и
был слишком стар, чтобы нести активную службу, списывались в вот
такие небольшие форпосты на тихих пока еще участках эласской
границы. Между Палсом и Эласом шла давняя и вялая война, кое-где на
границе стояли войска и даже шли бои. Но здесь из-за широкой и
бурной реки было относительно спокойно.
На сторожевой вышке лениво дремал солдат. Этот седой
ветеран-мечник с почерневшим от вечного загара лицом грезил о
бутылке старого «Байно» и стройных ножках, живущих в одном
интересном доме соседнего городка…
Так и не покачнувшись ни разу, лодка души старого солдата мягко
отплыла в сады вечности, а тень за его спиной неслышно растворилась
в полумраке длинной винтовой лестницы.
Часовой у входа в башню, поставленный в караул вне очереди за
пьяный дебош, был трезв как стекло и зол на весь мир. Он твердо
решил, что первый же не ответивший без запинки пароль получит
стальной арбалетный болт прямо в глаз. Он раздраженно озирался
вокруг, ища малейший повод для скандала, как неожиданно для самого
себя ощутил приятное тепло в области поясницы и почувствовал, как
давний радикулит, заработанный в Харнийских болотах и мучивший с
самого утра, вдруг отступил. Он высвободил руку из кожаной петли
сигнального колокола и осторожно потрогал спину. Странно, что
именно в том месте, откуда шло тепло, к кольчуге намертво прилипла
какая-то штука. Он только собрался ухватиться за нее покрепче, как
понял, что конец этой штуки уже торчит глубоко в нем. Затем он
провалился в теплое, ласковое беспамятство, и мир окончательно
угас. Крепкие руки заботливо приняли обмякшее тело, усадили под
лестницей сторожевой башни и аккуратно, в одно движение, свернули
ему шею.