Однако и того, что было, хватило с лихвой. Пятым выстрелом
Т-28АМ угодил как раз под лафет орудия номер три первой батареи
дивизиона. Старенькая трехдюймовка подскочила метра на четыре
вверх, отчаянно взмахнула брусом лафета, словно пытаясь удержаться
в воздухе, и со всего размаху обрушилась на свою товарку номер два,
давя и калеча орудийную прислугу. От удара второе орудие
развернулось почти на сто восемьдесят градусов и разрядилось
аккурат в командный пункт батареи. Когда рассеялся дым, то, что
осталось от КП, больше всего напоминало гуляш по-венгерски с
паприкой – красное мясное крошево. Первая батарея была приведена к
молчанию.
Две оставшиеся батареи открыли ураганный огонь по новому
грозному противнику. И это принесло свои результаты: сразу два
снаряда ударили в ходовую часть слева. Эффект был таким, словно
могучего бойца изо всех сил двинули по уху. Обухом топора. Лопнула
гусеница, а ведущее зубчатое колесо треснуло и медленно распалось
на две половины. Танк встал.
Но это еще не означало, что бой кончился. Логинов, отчаянно
матерясь, заменил раненного наводчика, и теперь рывками доворачивал
башню, ловя в прицел пушки третьей батареи. Гулко ахнули два
осколочных восьмидесятипятимиллиметровых гостинца, и уцелевшие из
расчетов польских орудий попрятались в ровики, спасаясь от ливня
осколков.
У второй батареи в этот самый момент организовались собственные
проблемы. сержант Павликов решил не дожидаться результатов дуэли
танк-артиллерийский дивизион в роли стороннего наблюдателя. Его
БА-10 вылетел из амбара словно выброшенный катапультой и помчался,
петляя точно бешеный заяц, к позициям польской артиллерии.
Одновременно загрохотали ДШК и таубинский гранатомет, и пушкарям
Войска Польского резко стало не до стрельбы. Им стало вообще не до
чего – уцелеть бы…
Отчаянной атакой роктитнянских шеволежеров проклятый красный
броневик удалось отогнать от артиллерийских позиций. Но с танком
жолнежы ничего сделать не могли. Казалось, у окаянной
большевистской машины вообще нет мертвых зон, и подобраться к нему
на расстояние броска связки гранат просто невозможно. А никакими
другими средствами это бронированное чудовище было не взять.
Гжмот-Скотницкий убедился в этом лишний раз, проклиная на все лады
краснопузых негодяев, которые только что короткой очередью
кормового башенного пулемета положили группку отчаянных храбрецов,
пытавшихся забросать неуязвимого монстра бутылками с бензином. Им
почти удалось, матка бозка, почти, но в последний момент сухо
треснула очередь, и добровольцы-шеволежеры закувыркались по полю,
точно подбитые зайцы. Бензин из разбитых бутылок вспыхнул, охватив
героических польских бойцов пламенем, они дико заорали, а
мерзавцы-коммунисты даже и не подумали прекратить мучения
несчастных. Должно быть, они наслаждались в своей бронированной
крепости, лишившейся подвижности, но от того не ставшей менее
опасной.