Волнистые каштановые волосы, модная одежда, запах одеколона – так благоухает грех – и улыбка… Не было никакого сомнения: такую улыбку вырабатывают еще в детстве – как инструмент воздействия на женщин, чтобы всегда и все прощали.
С дружеским участием джентльмен собрал книги. Алекс даже не шевельнулась, чтобы ему помочь. Он поинтересовался, как ее зовут, но она стояла онемев.
Зеленоглазый красавец попросил у нее совета, какую книгу купить в подарок двум юным леди, но она продолжала молчать.
Молодой человек придвинулся ближе. Алекс вдохнула его одеколон с таким мужским хвойным ароматом – и чуть не рухнула в обморок.
Но тут незнакомец тепло взглянул на нее, то есть посмотрел на нее по-настоящему, что случается редко, так как это означает дать разрешение посмотреть на себя по-настоящему в ответ. Равносильные и противоположные реакции.
Этот человек заставил Алекс почувствовать себя единственной женщиной в книжной лавке. Возможно, единственной женщиной во всем мире. Или даже во всей Вселенной.
Казалось, тот миг длился целую вечность, но все равно закончился слишком скоро.
Затем незнакомец быстро поклонился, произнес свое «adieu» – «прощайте» по-французски – и быстрым шагом пошел к выходу. Он ушел, как оказалось, с «Каталогом» Мессье под мышкой, оставив Александру с книгой безвкусных историй, рассчитанных на юных леди.
Занавес. Конец сцены.
По крайней мере, подразумевалось, что это конец.
Алекс была полна решимости стереть воспоминание о том происшествии со своей мысленной грифельной доски, но Пенни, самая безнадежно романтичная из подруг, не позволила.
Так как молодой человек не представился, Пенни сама наградила его невообразимыми титулами. Сначала он был просто Повесой из Книжной Лавки, но недели шли и его быстро возвысили до уровня пэров – Сэр Читатель, Лорд от Литературы, Герцог Хэтчард.
«Прекрати, – повторяла себе Алекс снова и сно-ва. – Это произошло сто лет назад и я больше не думаю о нем. Как и он наверняка не вспоминает обо мне. Все это пустое».
Если бы! Память о той встрече продолжала храниться где-то в дальнем уголке ее глупого сердца, расцвечивалась там всеми цветами радуги, потихоньку начинала сверкать, искриться, заставляя думать… о том, в чем признаться вслух даже близким подругам было смерти подобно. Если уж совсем откровенно, Алекс и себе старалась не признаваться в этом.