Что-то мягко шлепнулось о подоконник. Мгновенно вскочив, Алексей отшвырнул подушку, нашаривая пистолет, и прыгнул к стене. За распахнутым окном серел утренний туман. На подоконнике сидел здоровенный черный кот, уставив янтарные глаза на постояльца.
– Ах ты, поганец! – хватил Алексей кота кулаком, нервно матерясь.
Незваный гость пулей слетел с подоконника и пропал в темноте. Потирая бешено колотящееся сердце, Алексей повалился на жалобно скрипнувшую кровать, облегченно рассмеялся и погасил лампу. Косой солнечный луч коснулся подоконника.
* * *
Алексей бодро шагал по улице, слегка припадая на раненую ногу. Взглянув на список учеников, толкнул калитку, не обращая внимания на лохматого злобного пса. У сарая хозяин отбивал косу.
– Слава Иисусу. Чего желаете, пане?
– Вы товарищ Терновец?
– Мы…
– А где ваш сын Дмитрий?
– Дмитро? Туточки.
Мужик позвал сына.
– Я вас знаю, пан научитель, – несмело подошел к Алексею голубоглазый мальчик:
– Ах ты, шельмец! Но я не пан, Митя. Зовут меня Алексей Иванович. Ты читать умеешь?
– Не-а…
– Хочешь – научу?
– О! Еще бы! – радостно запрыгал мальчишка.
Встревоженный отец отослал его в хату.
– Вы, золотой паночек, хлопчика не сманивайте, в школу он не пойдет. Не велю!
Боится! И этот боится! Что за люди… Алексей попытался уговорить упрямого мужика. Неужели его сын должен оставаться неучем? Но тот мотал головой, твердя свое «Не велю!» и уверяя, что его сыну в школу никак нельзя, он будет крестьянствовать. Неудача караулила учителя и в других дворах, хуторяне глядели на него с ужасом, сторонились, как зачумленного, детей прятали по сараям, запирали в подполе: согласятся по дурости, а из-за них хату спалят вместе с хозяевами. Но Алексей не сдавался, колеся по хутору от зари до зари. Со взрослыми больше не заговаривал, а ребятишек останавливал, спрашивал фамилию и возраст, записывая в блокнот. Они с любопытством слушали его и вежливо кланялись, прощаясь.
* * *
За околицей на лугу подпасок в широкополом дырявом бриле щелкал кнутом, сгоняя коз. Заметив Алексея, не застеснялся, как другие, подошел, поздоровался, попросил папиросу. Держался независимо.
– Не рано ли начинаешь, дружок?
– Я второй год курю.
– А родители не дерут?
– Некому, пан. Батьку на войне убили, маму Резун заколол. Как? Обнаковенно. Как свинью колют, видали? Пришел со своими… «Краснюка голубила? Режь ее! И штыком вот сюда… Я на чердаке притаился, видел.