Не видать ведь здесь ни горизонтов, ни зенитов – всюду крепости да стены, а небо такое низкое и вечно облачное, что кажется, будто под колпаком мы все, каким блюда в ресторанах накрывают, а когда снимут – пар оттуда валит. Ну так и мы к небу взойдём в виде дыма, когда протухнем тут совсем.
Так вот, любящие эти девушки очень тихо выходили на работу, будто две соратницы по труду, никогда не привлекая внимания. Но как-то чмокнулись не под одеялом, а в тёмном углу парадной; да так, что и взасос потянуло.
Поблизости оказался комендант и тут же зарегистрировал происходящее. Но не по инструкции, а только в свой блокнот. И он был первым, кто устроил в их бедной хатке вопиющий разврат (называю, как теперь определено по факту), – и сам огородил от подозрений и прикрывал, стращая доносом.
Ну а теперь, по прибытии высших, лавчонку пришлось прикрыть, девочек разлучить: распределить по разным местам жительства и работы. А действия Понталыгина обосновать.
Тем злосчастным утром любимая супруга Понталыгина собрала вещи и уехала. «Куда?!», «Зачем?!», «Любовник!», «Сука!» – вопросы и догадки сокрушали Понталыгина, распустившего по щекам ручейки мужеских слёз. Опустив измученную голову в мятые, не убранные покрывалом простыни, он жадно вкушал оставшийся в них запах любимой женщины – ещё более любимой теперь, издалека.
Семён вызвал проститутку по обслуживанию высокообразованных клиентов, надеясь, что это поможет хоть немного. Но проститутка, имея на руках диплом об окончании госинститута, красотой при этом не отличалась, да к тому же была толста и неуклюжа – совсем не как его любушка.
Она опрокинулась на постель так неловко, что, не рассчитав, головою повисла с края. Но позы переменять не стала, не утруждая себя излишними движениями, и, раздвинув ноги, отдалась прям так.
Негодяй смотрел на её тонкие руки с почти прозрачной, белёсой кожей, такие несоразмерные крупному животу и увесистым ляжкам и грудям, что ему казалось, будто руки её или отстают в развитии, или это просто ещё детские ручки.
Тут Сёма испугался: «Да что же это?! К чему?!» – и остановился в чужом теле. Но увидев тотчас поднятое к нему лицо, недоумевающее и простое: губы как две лепешки и распахнутые глаза: «Ну ты чего, умер, что ль?!» – Семён успокоился, убедившись, что перед ним, точнее под ним, взрослый человек, точнее взрослая, недевственная, недоумевающая женщина.