Первый тайм мы уже отыграли,
И одно лишь сумели понять.
Чтоб тебя на Земле не теряли,
Постарайся себя не терять[1].
Пронзительные слова звучали словно комментарий к этому снимку.
Я не могла отвести взгляда от экрана.
Было ли это совпадением? Или кто-то вложил в этот момент больше смысла?
Кадр сменился другим, но физическое ощущение этого взгляда осталось.
Я сглотнула, неуверенно повернула голову и… встретилась глазами с Русланом.
Он смотрел точно так же, как на том фото. С тем же посылом. Глубже, чем следовало.
По позвоночнику словно молния пронеслась, и я торопливо отвернулась.
Сердце сбилось с ритма. Боже, я терпеть не могла проявлять эмоции… Но простила ему это, списав все на гормональную перестройку, которую сейчас проживала в связи с беременностью.
Как я ни старалась, с той секунды стало максимально некомфортно. На Чернова больше не смотрела, но он ведь никуда не исчез. Непрерывно находился рядом. Слишком близко, чтобы его не замечать.
Довела себя до того, что в какой-то момент бросило в жар. Платье, что еще час назад казалось легким, вдруг превратилось в тлеющую на моей коже пластмассу – жесткую, липкую, не дающую вдохнуть полноценно.
И тут, ко всему, едва успевшую задержаться музыкальную паузу прорезал громкий, как сирена во время тревоги, голос.
– Тааааак! Тишина! Дайте матери невесты слово сказать!
Господи… Кто всучил ей микрофон?!
И вообще… Просила же тетю Иру следить, чтобы мама много не пила.
Хотя… О чем это я? Разве ее в силах кто-то сдержать?
Поджав губы, я направила на маму предупреждающий взгляд.
Но что ей?
Она мастерски игнорировала любые знаки, если те шли вразрез с ее планами.
Хлопнув себя по бедрам, мама поправила платье, пригладила залитые лаком кудри и с улыбкой в миллион ватт метнулась к жениху. Чернов на автомате поднялся, и она прилипла к нему, как к родному сыну.
– Ну шо, мои дорогие! – обратилась ко всем сразу. – Вот оно, сбылось! Людочка моя пристроена – Руслан, молодец, не упустил!
Гости со стороны моей семьи зааплодировали.
Офицеры за столом Черновых не шелохнулись.
Маме такое «равнодушие» явно не понравилось. Подняв бокал выше, она решительно взяла зал в оборот.
– Я дочке всегда говорила: «Люда, отец у тебя – я! Все!» И шо?! И вот – вымахала! Не пропала! Не дала себя в обиду! Курсантка МВД! Будущий офицер! Потому шо мать у нее – кремень, а не размазня какая-то! – резко выдохнув, мама приложила руку к груди, чтобы выдержать драматическую паузу. – А ведь как было?! В девяностые, когда работы нет, мужиков нет, зарплат нет! Я – одна, с ребенком на руках, и крутись, как хочешь! Тряпки шила, как не в себя! В Польшу с баулами моталась! В поезде с Людкой на коробках спали! На рынке каждый божий день с шести утра! Людке наказывала: «Доча, смотри мне, чтобы ни-ни! Равняйся на мать!» И шо? Вырастила! Выучила! В люди вывела!