Она старалась говорить убедительно, но фразы выходили какие-то шаблонные, наверно, потому, что Хан попал в точку: в последнее время она чувствовала, что сын не чает избавиться от ее опеки. Только она все время задвигала эту мысль подальше – он же просто еще ребенок, не понимает…
– Нет, такие отговорки не принимаются, это все дела твоего сына: экзамены – его проблема, если он чего-то стоит, то пробьется сам. Да и муж ведь есть? Поддержит сына. И еще неизвестно, так ли уж ты занималась своими ребенком, как сейчас пытаешься представить? А сама-то ты что-нибудь значишь, без своего сына? Какую ценность представляешь для общества ты лично? Скажи хотя бы, где ты работала? Где просиживала свою жизнь?
– Я и сейчас еще работаю…
Мария замолчала. В проектном бюро, где она трудилась, заказов в последнее время практически не было, сотрудники действительно просиживали от звонка до звонка без дела… Просидела там двадцать лет – как направили после вуза, так и работала всю жизнь, хотя ее сразу ужасно разочаровала работа, не ее дело, не по душе, но поменять почему-то так и не решилась… Прежде как-то так выходило, что ее карьера медленно, со скрипом, но все же двигалась сама собой, а потом здоровья стало не хватать на все. Мужу нравилось, когда дома все блестит, и она постепенно привыкла только отсиживать на службе положенные часы, по возможности не бралась за сложные проекты, просто тайком отдыхала, экономила силы, чтобы выложится дома. И ее вообще перестали замечать, спасибо за то, что не уволили до сих пор.
Двадцать лет она жила для мужа, для сына, всегда торопилась домой, чтобы приготовить ужин, создать уют, нагладить надоевшие рубашки, – муж требовал, чтобы каждый день была свежая, и сделать уроки с сыном. Она никогда не участвовала ни в каких «междусобойчиках» после работы – не отмечала с сотрудниками праздники, дни рождения, не обмывала чужие повышения, потому что ей всегда обязательно нужно было забежать в магазин, зайти в начале семейной жизни в детсад, а потом в школу, частенько – в детскую поликлинику, да все не перечислишь. Такой была ее жизнь, этот человек все угадал. Но пока сын учился в школе, это было оправданно: кто-то же должен был водить ребенка в ясли, поликлинику, сидеть с ним на больничных, помогать мальчику в учебе, сам бы он не потянул. А вот чем она будет заниматься, когда Алешка покинет дом, уедет в институт? Маша уже не раз над этим задумывалась. И впрямь, зачем ей жить? Продолжать наглаживать Вениамину рубашки? Высокомерный Хан прав, она больше не нужна не только человечеству, – если так рассуждать, то половину населения Земли можно считать не нужной, – но и своим близким…