В тот вечер Фёдор на глазах у всех пошёл провожать её, Анастасию. А на другой день и вовсе к ней перешёл жить, в её домишко. Его рассвирепевший отец пригрозил, если сын Светку не возьмёт в жёны, выгнать его. А он и сам ушёл. Свадьба была небогатой и нешумной. Так поселились они в доме родителей. И только гармонь с собой Фёдор принёс.
Воспоминания прогнали сон. Анастасия села на кровати, свесила ноги и стала всматриваться сквозь неясный свет фонарей, проникающий с улицы в комнату. Бессонница. Началась она сразу, как только переехала она в город. «И как тут люди спят при постоянном-то свете», – думала Анастасия – «в деревне-то ночь как ночь – темнота…».
Она поглядела на гармонь, стоящую на комоде: она теперь одряхлела больше, чем сама Анастасия. И вот ведь удивительное дело: когда хозяин ещё таскал её по гуляньям, рвал меха и терзал кнопки – хоть бы что. А как не стало хозяина, как осталась она без дела и покрыла её Анастасия кружевной накидкой, так всё – стариться стала. Пожухли черные лаковые бока. Будто глаза неживые, застыли потускневшие перламутровые пуговицы. Потрескалась кожа в мехах. Будто рёбра, выпирали наружу длинные узкие планки. Молчит гармонь. Для других молчит. А только Анастасия слышит порой её тихий и жалобный голос.
Над гармонью сумка полевая висела на гвоздике. Пастушил с ней тогда Фёдор. А в ней хранились письма его, всего-то два, которые он успел написать. И что-то его дёрнуло завербоваться на строительство ГЭС на Енисее? Или заработки: деньги то присылал он большие по тем временам. Он писал, что пока в общежитии, а если Анастасия с детьми приедет – то и квартиру им дадут. Это, мол, «передовая стройка народного хозяйства» – тут строят не только ГЭС, но и город новый: «и будем мы жить в новом «городе будущего»…
Но несчастные случаи бывают на производстве. Утонул он, Фёдор, в Енисее реке, как и что неизвестно, только через полгода получила Анастасия извещение о смерти своего мужа на «стройках народного хозяйства». Как ей было трудно всех детей одной «поднимать» – это отдельный рассказ нужен. Старшие помогали младшим, одежду друг за другом носили одну и ту же, берегли. Но, вроде бы все устроены оказались в сегодняшнее время.
_______________________
Ездила она на могилу к мужу одна, оставив детей на соседок с обоих сторон её дома. А там узналась неприятная правда. И вот почему не писал он письма, (как другие писали часто, кто-то чуть не каждый день, многие тогда с соседних деревень завербовались на Стройку эту, на ГЭС): все 8 месяцев сезона они пьянствовали с такими же завербованными по договору приятелями. Один из них рассказал ей, когда она посетила и общежитие и нашла комнату, в которой он жил. Приятель рассказал, что пили они, как обычно, после получки, когда крупную сумму от зарплаты отправили домой почтовым переводом, а из оставшихся, вскладчину, обмывали получку. А пили на берегу быстрой и большой реки Енисей. Тут наш Фёдор возгордился, что он Волгу-речку переплывал (а пьяном и море по колено), а что – и поспорили двое собутыльников и пошли Енисей покорять. А в Енисее-то и вода холоднее Волжской. А течение быстрее раз в десять. Тогда Енисей не разлился, ещё ГЭС не построили было. Вот и свело ноги судорогой и унесло под воду течением…, аж до самых каменных столбов далеко ниже по течению выкинуло труп на берег. Никому не рассказывала Настя об этом, так и унесла бы с собой в могилу. Но нашелся лет через десять «дружок» из соседней деревни, и известна стала история всем, и детям.