Створки правого люка – то ли
наводчика, то ли заряжающего – со второй попытки откинулись, и над
крышей рубки показалась голова немецкого танкиста. Глаза закрыты,
лицо обильно залито кровью – осколками посекло, нужно полагать.
Поморщившись, Алексеев поднял автомат. ППШ протарахтел короткой
очередью, и гитлеровец скрылся в боевом отделении, на сей раз
окончательно и бесповоротно.
Откуда-то из дымной полутьмы
вывернулся морской пехотинец, следом еще двое, и Степан едва успел
опустить оружие. Его тоже заметили, в свою очередь отведя стволы.
Подскочивший старшина эмоционально хлопнул по спине:
- Ну, ты и молоток, лейтенант, знатно
танк завалил! Живые внутри еще есть?
- Сомневаюсь, - мотнул головой
старший лейтенант.
- Ванька, проверь, - Левчук протянул
товарищу знакомую РГ-33. – Как кинешь, мигом сигай оттудова, не
ровен час снаряды все ж таки ахнут. Вперед, тарщ командир, за хату
давайте. Подождем, пока наши подтянутся.
Оглянувшись, Степан заметил, как
Аникеев взобрался на поверженную самоходку и, зачем-то резко
стукнув гранатой о броню, закинул ее в боевое отделение. Торопливо
спрыгнул, едва не упав, и бросился следом за товарищами. Спустя
несколько секунд внутри негромко бухнуло… и изо всех люков
выметнулся фонтан ревущего пламени. А еще секунд через десять –
товарищи как раз успели укрыться за углом деревенского дома с
оголившей ребра стропил крышей – за спиной раскатисто ударил мощный
взрыв. Алексеев на миг высунулся из-за стены: штурмгешутц полыхала,
выбрасывая сквозь вздыбившиеся, вывороченные бронелисты
красно-черные огненные полотнища. Взрывающиеся пулеметные патроны
весело тарахтели с частотой лопающегося в микроволновке попкорна,
иногда внутри что-то гулко ухало, разметывая в стороны чадный
бензиновый костер и подкидывая облака ярких искр. Вот так ни хрена
ж себе…
- Видали, как я гадину спалил, а?! –
возбужденно проорал контуженный еще прошлым взрывом Аникеев. И
осекся, наткнувшись на ироничный взгляд старшины.
-
Артштурм[1] товарищ старший лейтенант
уничтожил, ты-то тут каким боком, Вань?
- Ну, дык… - стушевался боец. – У
товарища командира она ж не загорелась, а у меня – вона как
полыхнула!
- Левчук, кончай! - беззлобно и
одновременно твердо буркнул Степан. – Самое время выяснять, у кого
писюн толще… - заметив на лицах бойцов удивление, старлей осекся,
мысленно матюгнувшись – снова за языком не уследил, твою
мать!