Я целовал её грубо, жадно, будто хотел проглотить целиком, наплевав на всё остальное. На вкус она была совсем другой — не то, что те львицы, с которыми я бывал раньше. Что-то было такое притягивающее в ее невинности, молодости и податливости. Хотя я напомнил себе последнее вызвано скорее наркотиками. Её тело дрожало в моих руках, а её губы, поддающиеся мне без сопротивления, были словно созданные, чтобы я их мял.
Лев внутри меня рвал и метал. Он ревел, жаждал продолжения, хотел взять её прямо здесь и сейчас. Не просто трахнуть, а заявить права. Гребанные инстинкты сильного хищница, которые невозможно укротить. Я чувствовал, как внутри поднимается животное, как оно теряет контроль, требуя подчинения. Её запах — терпкий, сладкий, пробуждающий — переполнял мои чувства, накрывая с головой. Её дыхание, дрожь, с которой она невольно тянулась ко мне, как мотылёк к пламени, только подливали масла в огонь. Моё тело горело, кровь кипела. Мне хотелось большего: сорвать с неё одежду, почувствовать её обнажённую кожу, услышать, как она кричит моё имя.
Нахрен. Если я решился на это безумие, то нужно быстрее добраться до отеля.
Эта девчонка была совершенна. Её невинность, её доверие — всё это лишь сильнее разжигало того зверя, которого я привык держать на коротком поводке. Каждый её вздох, каждое движение отзывались во мне, пробуждая глубинные, первобытные инстинкты. И она страдала.
Если я взялся быть её спасителем, то почему бы не избавить её от этой мучительной пытки? У неё был выбор: провести ночь в мучительном возбуждении или превратить эту боль в наслаждение.
Если это её первый опыт, он останется с ней навсегда. Её тело, её память запомнят его, как запоминают шрам — тёмный, неизгладимый след, который нельзя стереть. И никто, никакой человеческий мужчина, никогда не сможет сравниться со мной.
Мысль о том, что после этой ночи в её жизни могут появиться другие мужчины, вызывала во мне волну раздражения. Львы, как правило, не ревнуют. В прайдах самки принадлежат всем, и закон о праве вожака на первенство всегда соблюдается. Но я был другим. Я никогда не прибегал к этому праву. До сих пор.
Но сейчас я ощущал странное удовлетворение от того, что я её первый. И этого было достаточно, чтобы успокоить зверя внутри. Никто до меня не касался её так, как собирался коснуться я. Никто не пробовал её вкуса, не слышал её тихого стона, не видел, как её тело изгибается под моими руками, как натянутая тетива.