Позорище...
А потом улыбнулся. Как маньяк. И только тогда завалился спать всего за два с половиной часа до очередного выхода на ринг.
Уверенный до усрачки, что эти поиски ничего для меня не значат. Они просто так. От безделья. И завтра я, разумеется, не поеду выслеживать Золотову возле института.
Пф-ф-ф...
Мальчик вырос и два раза в одно и то же дерьмо вляпаться уже не может. Однозначно.
5. Глава 3.1
Тимофей
И ведь все так славно с утра начиналось...
Я проснулся, будто бы проспал не два часа, а все двое суток. В крови бурлила такая сладкая порция адреналина, что я весь, словно на шарнирах пребывал, вибрировал и едва ли не порхал. И даже не вспоминал про то, что так подрывало мои предохранители еще вчера.
Перебесился. Отмучился!
Кайф, кайф...
Принял душ, оделся и спустился на завтрак, где в прекрасном расположении духа подсел к уже набивающим свои животы парням.
Аверьянов, пуская слюни и блаженно закатывая глаза, по обыкновению молотил про свою девушку кучу отборной ванили. Ко-ко-ко, она не такая, как все. Сю-сю-сю, я в ее глазах тону. Ми-ми-ми, меня от нее прет, штырит и колбасит.
Честно? Меня едва не вывернуло на его белоснежное худи. Ну, потому что реально уже заебал.
— Слышь, Рус, — скривился я, — это, конечно, все чудесно и восхитительно. Первая любовь мудака — что может быть прекраснее? Но я тебя умоляю, не порть мне утро всей этой сахарной ватой, ибо у меня на нее уже выработалась стойкая аллергия.
— Чего это я мудак-то сразу? — насупился друг.
— Скажешь, нет? — усмехнулся я.
— Я изменился, — дернул плечом парень, а мы с Димасом переглянулись и понимающе улыбнулись.
— Ну-ну...
— А вот и правда, — нахохлился Аверьянов, — я даже стихи начал писать в ее честь. Хотите, прочитаю?
— Ой, блядь, — изобразил я рвотный позыв, — замолчи, умоляю тебя!
— А я бы поржал, — гаденько так захихикал Долгих.
— Рус, — пощелкал я пальцами перед хмурым лицом друга, — напоминаю тебе, что девчонкам в таком возрасте не стихи твои нужны для того, чтобы увидеть небо в алмазах, а крепкий член.
— Ты за мой член не переживай, Исхаков, — сложил на груди руки парень, — я его во всей красе покажу, когда придет время.
— Чего? — заржал я, а затем сунул мизинец в ухо и демонстративно им там пошурудил. — Я не ослышался?
— Да идите вы, — отвернулся Рус, пока мы с Долгих стремительно выпадали в нерастворимый осадок.