- Выглядит как
склеп моей прабабки, - пробормотал Берхард, - Не думал, что Орден
лазаритов пришел в такое запустение, чтобы перестать следить за
своим хозяйством.
- Орден Святого
Лазаря переживает не лучшие времена. Но сломили его не бретонцы,
велеты, бритты, лангобарды, сарацины, мавры, вестготы, свевы, аланы
или вандалы. И уж точно не кельты, терроризировавшие эти края
двести лет назад. По-настоящему его сломили Рачьи Войны.
Берхард насупил
брови. Проживший всю жизнь в Салуццо, он имел слабое представление
о событиях в большом свете и никогда не интересовался политикой
Святого Престола или императорского двора. Что не мешало ему подчас
демонстрировать дьявольскую проницательность, нередко удивляя
Гримберта.
- Неудивительно,
что единственные претенденты на этот кусок окаменевшего навоза –
морские раки.
- Рачья Война не
имеет отношения к ракам.
- Тогда почему
она именуется рачьей?
- Знаешь, какой
цвет приобретают раки, когда их варят?
- Красный,
сдается.
- Да, красный.
Как кардинальская сутана. Но дело не только в цвете. Тебе известно,
как дерутся раки?
- Не
интересовался.
- Они дерутся на
самом дне, куда не проникает солнечный свет, среди вечной темноты и
холода. Очень ожесточенно, отхватывая друг от друга целые куски.
Точно такая же война кипит между досточтимыми прелатами и отцами
Церкви, только о ней не возвещают герольды и выстрелы орудий. Это
очень тихая война где-то глубоко на самом дне, о которой мы можем
судить лишь по редким всплескам на поверхности, но она бывает такой
же ожесточенной, как крестьянский бунт или баронская резня.
Епископы и кардиналы тянут одеяло на себя, не обращая внимания на
треск швов, а церкви, приходы, кафедры, монастыри и Ордена – не то
фигуры на шахматном столе, не то – блюда на обеденном.
- Святоши делят
свой собственный пирог, - кивнул Берхард, - Не думай, что я вчера
родился, мессир.
- Ты даже не
представляешь, насколько они неутомимы в этом занятии! Иногда мне
кажется, что их интриги принесли его святейшеству больше головной
боли, чем все ереси мира вместе взятые. Как император в Аахене
вечно окружен интригующими придворными, клевретами и вассалами,
тщащимися урвать кусок от имперских земель, воспользовавшись его
милостью и оклеветав недругов, так и папский двор безустанно
интригует, кляузничает и ведет сам с собой бесконечную игру,
которая то возносит вчерашних скромных отцов Церкви к вершинам
власти, то заставляет их низринуться в пучину. Такие же порядки
царят среди Орденов монахов-рыцарей. Со стороны они могут выглядеть
нерушимой христианской гвардией, спаянной преданностью Святому
Престолу, но на деле…