– Прости.
– Ничего, я уже все слезы выплакала, – дрогнувшим голосом
ответила она.
– Дети?
– Сын и дочь шести и пяти лет. Назначенной пенсии вполне
достаточно, чтобы прожить, но война… Из за нее начали расти цены, и
денег уже не хватает. В госпитале, конечно, платят не такие уж
большие деньги, но зато есть паек. Да и не могу я сидеть без дела,
зная, что раненым нужна помощь. Во второй раз я им в спину не
ударю.
– Я тебя понял. Похоже, приехали? – осматриваясь в
остановившихся санях, произнес он.
– Да. Это мой дом. Зайдешь?
– Кхм.
– Пошли, Ваня. Настя приведет в порядок твой костюм и заштопает,
если надо. Она у меня мастерица на все руки.
– Ладно, уговорила.
Расплатившись с извозчиком, он решительно шагнул за своей бывшей
возлюбленной. Как там у них сложится дальше, бог весть. Жизнь, она
такая, любит подносить сюрпризы. Но привести костюм в порядок и
впрямь не помешает. Да и позавтракать тоже. А у Ирины есть
служанка, значит, и поесть найдется, не то что в его квартирке.
– А как ты оказалась в контрразведке? – поднимаясь по лестнице,
поинтересовался Иван.
– Я случайно узнала, что тот гвардейский полковник собирается
ехать тебя вызволять, вот и увязалась за ним. Там нас опросили и
отпустили, но я решила, что никуда не уйду, пока тебя не отпустят,
– остановившись и посмотрев прямо ему в глаза, ответила
женщина.
– И к чему такие крайности? – все же несколько смутившись,
произнес Шестаков.
– Я боялась снова тебя потерять, Ванечка.
Странный прапорщик
– Отставить! Отставить, йожики курносые. Я приказал в полный
контакт. А это что за танцы с лебедями? Вы кого обмануть хотите?
Меня? Дурачье стоеросовое, да вы не меня обманываете, а себя. Что
за поддавки вы тут устроили? Бьете половчее, чтобы напарнику было
удобнее отбиваться. Становитесь так, чтобы проще было бросить, да
еще и сами уходите в перекат. Учу вас, идиотов, учу, а вы все
схалтурить норовите. Лень обуяла? Так ведь германец и австрияк
поддаваться не будут. Вот где лень то ваша вылезет боком, вот когда
поймете, что товарищ вам не помогал, а могилу вашу рыл.
Шестаков обвел гневным взглядом каждого из двенадцати
присутствующих в сарае солдат. Каждому заглянул в глаза, да так
пристально, что те, не выдерживая, опускали взор. Либо, как их
учили, начинали смотреть на кокарду воображаемой фуражки, которой
сейчас на господине прапорщике не было и в помине. Вот, значит,
как. Эдакий молчаливый демарш.