Алена переводит взгляд с юриста на меня:
— Иван Геннадьевич, я приношу вам свои извинения за доставленные неудобства. Если от меня нужны какие-то пояснения, я их дам. Но при одном условии: никаких публичных выступлений.
— Вы не в том положении, Алена, чтобы ставить мне условия, — смотрю на нее твердо.
Замираем оба. Обстановка накаляется, между нами статическое электричество, наполненное злостью.
— А мне кажется, Иван Геннадьевич, что это не в ваших интересах — ставить мне какие-либо условия. Давайте поднимем другую тему. Например — как мой сын оказался в вашем доме? Добровольно, или?.. — выгибает бровь.
Эндорфиновый взрыв происходит у меня внутри.
Мое окружение полно лебезящих женщин, поэтому когда встречаешь неприкрытую женскую ярость, направленную на тебя, это заряжает и бодрит.
— Давайте я сейчас вызову полицию прямо к вам в дом? — Алена улыбается уголками губ. — Скажу, что мой несовершеннолетний сын пропал, а потом позвонили вы. И что я вижу, оказавшись у вас дома? У Павла множество мелких травм. Ко всему прочему, он сидит в чужой одежде, предполагаю вашей. Что случилось с одеждой моего сына? Думаю, полиция поможет мне разобраться во всем. А если не поможет, я могу обратиться к журналистам. Надеюсь, они смогут провести расследование.
Чем дольше она говорит, тем сильнее у меня поднимается все, хорошо, что тело скрыто высокой спинкой кресла.
Щеки Алены раскраснелись. Глаза блестят. Она со злостью проводит зубами по губам, отчего они краснеют. И вот сейчас я понимаю, насколько сильно меняется женщина, стоящая напротив меня, на глазах скидывая с себя годы и невзрачность.
В ней горит огонь! Полыхает!
Яков Тамирович откашливается:
— Иван Геннадьевич, думаю, разговор лучше перенести на другое время.
Алена решительно поднимается:
— Не стоит утруждать себя. Мы уезжаем. Можете дать официальное опровержение словам Павла, объяснить, что это был вброс начинающего блогера.
Разворачивается, махнув белокурой гривой.
— Алена, — зову ее, и она оборачивается, — мы не закончили.
— Ошибаетесь, Иван Геннадьевич. Нам с вами больше не о чем разговаривать.
Берет сына за руку и уходит. Когда за ними закрывается дверь, я обращаюсь к юристу:
— Ну что, Яков Тамирович, вопрос решен?
Мужчина смотрит на меня внимательно.
— Нет, Иван Геннадьевич.
Я поднимаю брови.