Проклятые — своего рода переносчики проклятия, сами они от этого
не страдали — если не брать в расчёт, что вся их жизнь мученическое
одиночество и все, кого они любят и с кем хотят быть рядом,
обречены на смерть — но причиняли неосознанный вред тем, кто
оказывался рядом. Родные, близкие друзья, любимые Проклятых болели,
слабели и в итоге умирали, в муках или быстро, но так или иначе
навсегда. За отродьями демонов всю жизнь следовали неудачи.
Фиама понимала, что не являлась Проклятой, и что она не принесёт
смерть всей Академии. Она надеялась, что и Куратор это осознаёт, но
как донести до остальных информацию, если они не захотят
услышать.
Окажись у власти некто терпимый к другим расам, к его
авторитетному мнению бы прислушались, в отличие от слов деревенской
малолетки. Но в большинстве случаев люди, наделённые властью,
оказывались нетерпимы к представителям других рас. Даже Декан,
умудрённый жизнью и прочитанными трудами архимаг, состроил гримасу,
когда прочёл в личном деле, что Фиама дочь ашуры. Если бы он
попытался донести людям различия между Проклятым и полукровкой,
толпы бы послушала его. Однако Фиама считала, что Декан быстрее
настроит толпу против неё, чем за. Хуже всего то, что лидером толпы
становился самый упрямый расист с наклонностями маньяка.
Пока полукровка ела, заняв крайний столик, подальше от людей,
адепты смотрели на неё, смеясь над её внешним видом и висящей
формой, не примечая ушей. Фиаме стало интересно, как поживала
вчерашняя обезумевшая от страха девушка? Рассказала ли она всем о
полукровке или упала в обморок. Дочь Шанны надеялась на второй
исход.
На завтрак созывали к десяти часам, а к одиннадцати адепты
спешили в аудитории. Занятия продолжались до семи часов вечера на
первых курсах, и до восьми на выпускных, после чего оставалось
время для выполнения заданий, которых задавали огромное количество.
Времени на другие дела, не относящиеся к учёбе, не оставалось
совсем. Предполагалось, что поступая в Академию адепты учатся, а не
общаются и развлекаются.
Занятия длились по часу, между ними ставили короткие перемены,
которых едва хватало чтобы добежать до аудитории. Дисциплины
повторялись каждые два, три дня, а физическая подготовка так и
вовсе ежедневно. После всех лекций, когда мозг адептов закипал от
теории, их гнали на арену и подвергали физическим нагрузкам.
Обеденный перерыв тоже длился час, в течении которого следовало
добежать до столовой, отстоять в очереди за едой, поесть и добежать
до следующей аудитории. Обед считался главной трапезой за день,
повара готовили самые сытные блюда, по сравнению с завтраком и
ужином — пропустить обед означало мучиться голодом почти сутки,
поскольку ужин лишь заглушал чувство голода.