— Ай… Настюх, ты че? — шипит от боли.
Перехватываю лопату поудобней, штыком в руки, и, пользуясь замешательством этой паскуды сначала бью его еще раз. Прямо по пятой точке черенком. И только потом начинаю говорить:
— Это я-то «че»? — пру на него, а на глаза пелена кровавая опускается.
Убью скотину… Клянусь!
Да как он вообще посмел!
Что? Я позорю? Пошел за мной только по приказу командира?!
Ну ты у меня попляшешь скотина! За все мои слезы!
Виталя пятится от меня:
— Зай, тормози говорю, — руки перед собой выставляет. — Не позорь меня, ну!
— Ах не позорить? — замахиваюсь и бью его по бочине. Очень удобно, когда он сам руки поднял и открылся. — Так значит это не ты меня опозорил? А я, да?
— Насть, ну ты вообще дура?! — взвывает мой не благоверный. — Я вообще-то в плену побывал! Чудом выжил, вернулся почти невредимый, а ты…
— А я в чудеса не верю! — замахиваюсь и снова бью что есть мочи, выталкивая урода из-за угла. Чтобы весь госпиталь видел наш позор. — Щас я быстро исправлю эту оплошность! Такой вредимый от меня уедешь, что пожалеешь, что в плену не остался, урод! — рявкаю, стараясь не дать волю слезам.
Злость отлично маскирует боль. По крайней мере пока помогает.
Раз уж этот козел не захотел меня отпустить по-хорошему, то я ему обеспечу такую славу неотмываемую, чтобы он меня на всю жизнь запомнил. Скотина!
Успеваю еще пару раз треснуть этого мудака. И замахиваюсь снова, но Виталик вдруг ловит черенок лопаты и дергает меня к себе:
— Доигралась? — шипит мне в лицо, а пальцы медленно сжимаются на моем горле. — Ты хоть понимаешь, че творишь, идиотка? — цедит в бешенстве, а в глазах аж капилляры лопаются. — Мы же с тобой в итоге все равно помиримся, а ты мне репутацию так испортишь, что мне потом повышения вообще не засветит обозримом будущем.
— Никогда! — шиплю я, хотя даже дышать сложно. Мой драгоценный муженек явно не церемонится, и держит за горло так, что у меня черные точки перед глазами скачут. — Я лучше умру. Но с тобой мириться не собираюсь. Катись к чертям!
Виталик заталкивает меня обратно за угол:
— Че ты строишь из себя, а? — его голос сейчас кажется каким-то истеричным. — Лучше умрешь значит? Ну давай посмотрим! — он с силой прибивает меня обратно к шершавой стене. — Ты хоть понимаешь, какие у меня теперь из-за тебя проблемы будут, м?