– Ты лучше уезжай. Сразу уезжай, пока
живой. Никто с тобой разговаривать не будет, ничего не узнаешь.
Полезешь к монстре – она тебя задерёт, и поминай, как звали.
Уезжай.
– Простите, – сказал Репейник, – как
вас зовут?
– Бернард моя фамилия, – ответил
толстяк. – Мэттел Бернард, понял? Теперь доволен? Всё, можешь
валить.
– Спасибо за совет, господин Бернард,
– вежливо сказал Джон, – но я, пожалуй, останусь. Осмотрюсь,
порыбачу.
Бернард кивнул и опять сплюнул.
– Порыбачь, – сказал он. – Мешать не
буду.
Он развернулся и пошел прочь.
– Богам на том свете привет
передавай, – бросил он через плечо, – после рыбалки-то.
Репейник глубоко затянулся, так, что
затрещал влажный табак в самокрутке. Вот как. Никто разговаривать,
значит, не будет. Он затянулся еще раз (уже больше для куража, чем
для удовольствия), выпустил дым и бросил сигарету.
Шерифа удалось догнать в три прыжка.
У того, несмотря на брюхо и возраст, оказалась неплохая реакция:
успел крутануться вокруг оси и выставить левую руку, одновременно
правой нашаривая у пояса рукоять оружия. Джон в последний миг
изменил траекторию, уклонился влево и выбросил ладонь в сторону,
загребая широким движением шерифское горло. Ногой он сделал
подсечку. Бернард тяжело грохнулся оземь, стукнувшись при падении
затылком.
Репейник навалился, придавив коленом
грудь противника. Шериф замахал было кулаками, но стих, когда ему
под нижнюю челюсть упёрся ствол револьвера.
– Слушай сюда, мудила, – сказал Джон.
– Я уеду, когда надо будет, ясно? И тварюге вашей башку оторву. А
если ты со мной еще раз так заговоришь, то я и твою голову
прихвачу. И ни хрена мне за это не будет. Потому что я –
гильдейский сыщик, а тут у вас – деревня сраная. Понял?
Шериф судорожно заперхал.
– Говори, почему Гриднер русалку
убить не дает, – велел Репейник.
Бернард молчал, кривился и делал
слабые попытки выбраться. Джону, в общем, не так важен был ответ:
свободной от револьвера рукой он держал шерифа за волосы. Пальцы
касались грязной кожи Бернарда, а под кожей, совсем рядом, были
мысли.
Обычно в человеческой голове
уживаются одновременно несколько мыслей. Они перетекают друг в
друга, сливаются, исчезают и возникают снова, уже неуловимо
изменившись. Это похоже на реку, в которой нет раздельных потоков,
а есть только одно, общее течение.