То лицо еще стояло у меня перед глазами – знаешь, как бывает: картинка остается на сетчатке глаза сразу после того, как отведешь глаза от солнца.
Пятничный маршрут папиного молоковоза проходит по южной части округа. Стройки. Фермы. Одинокие жилые дома вдоль извилистых проселочных дорог. Никаких светофоров. Никаких машин. Только тьма с островком света от наших фар и дребезжание стеклянных бутылок в подставках за спиной.
Клиенты часто оставляют молочнику записки. Прилепляют их скотчем к дверям или, перехватив резинкой свернутые в трубочку, оставляют на верхней ступеньке перед домом в пустых контейнерах для бутылок. Кто-то каждую неделю заказывает одно и то же, кто-то меняет заказ. Иногда родители дают писать такие записки детям. К примеру:
«Дорогой дядя молочник,
пожалуйста, оставь нам
1 галлон[7] обезжиренного,
кварту[8] шоколадного,
две упак. Творога
и 1 дюжину яиц.
Мой кот Мурфик очень любит ваше молоко!
С любовью,
Кори».
Я и раньше ездила с отцом на пятничный развоз – и теперь не могла дождаться, когда мы доедем до одного особенного дома. Он должен быть в самом начале маршрута: Уайт-Хорс-стрит, № 214. Семья Хаффелмейеров, пожилой пары. Они каждую неделю берут по кварте пахты и шоколадного молока. Их заказ папа всегда заносит в дом. Дело в том, что Хаффелмейеры никак не могут забыть старые времена, когда жизнь была безопасней, никто и никогда не запирал входные двери, а молочники проходили в жилище и ставили привезенные продукты в холодильник. И Хаффелмейеры не собираются меняться. На Уайт-Хорс-стрит, 214, время застыло в 1940-х. Мы просто заходим внутрь, даже без звонка. Папа зажигает маленькую настольную лампу под абажуром с бахромой. Стараемся вести себя как можно тише. Пока отец возится на кухне, я люблю постоять и порассматривать фотографии. В гостиной и столовой, наверное, сотня семейных портретов, не меньше. Я прослеживаю их «в развитии», от черно-белых моментальных снимков (молодожены, он – в военной форме времен Второй мировой, она – в цветастом платье и шляпке с широкими полями; стоят рука об руку перед колесом обозрения) до цветных кадров, изображающих пожилых супругов, окруженных детьми, внуками и, судя по всему, правнуками.
Наверное, Лео, кто-то сочтет это странным и даже неприятным – красться по чужому дому в четыре утра, но на самом деле это не так. Это чудесно. Это – все равно что приоткрыть завесу, разделить с кем-то часть его жизни. Хаффелмейеры словно говорят нам: «