-Товарищ лейтенант…
-Отставить! Я разговариваю с Фрунзе.
Всем прибыть в расположение не позднее 20 часов местного времени.
Разойдись.
Отдав команду и убедившись, что
бойцы, хоть и с немалым недоумением, но стали все же ее выполнять,
он вновь поднялся в кабинет главнокомандующего.
-Разрешите, Михаил Васильевич?
-А, товарищ Савонин, заходите
пожалуйста.
-Я по вопросу вступления в РККА. Сами
понимаете, бойцов надо убедить. Не приказать, а именно убедить.
Решение-то они приняли, да вот потом не пожалели бы. А как мне
убедить, когда я и сам толком ничего не знаю…
-Логично. Так что же Вы хотите
узнать?
-Как там, в Москве?
Фрунзе улыбнулся
-В Москве как в Москве. Как в
столице. Если Вас интересует расстановка сил на фронте, то с
уверенностью могу сказать – кое-где вооруженные столкновения еще
продолжаются, но в целом перевес на нашей стороне. Можно сказать,
исход Гражданской войны предрешен.
-И Вы считаете, что власть
большевиков – это всерьез и надолго?
-Товарищ Савонин, если бы с Вами были
в Москве, Вас давно препроводили бы под белы рученьки прямиком к
товарищу Дзержинскому за такие слова…
-К Феликсу?
-Эдмундовичу. Поймите простую вещь –
это власть народа, власть рабочих и крестьян. Тот самый идеал, о
котором писали Маркс и Энгельс, Герцен и Чернышевский, Плеханов и
Ленин, наконец. Народ веками ждал этой демократии – и получил ее
наконец. Как думаете, захочет он ее отдать? Сами знаете, власть
если берут, то уже не отдают.
-Это верно, вот только приведет ли
народ самого себя к светлому будущему?
-А кто же, как на сам народ может еще
разрешить его судьбу? Царь? Бог? Помещик? Увольте.
-Хватит ли опыта? Ума? Терпения?
Фрунзе задумался. Савонин задавал ему
вопросы откровенно – с первой минуты знакомства военачальник
показался ему именно таким, каким его изображали во всех учебниках:
рассудительным, взвешенным, спокойным. Таким он и был – один из
немногих порядочных и здравомыслящих людей в верхушке
большевистской власти. Потому, видимо, надолго его и не
хватило.
-Слишком сложные вопросы Вы задаете,
товарищ Савонин. Ответить на них может, пожалуй, только время. А
время делаем мы. Вы-то сами как хотите? Хотите для себя будущего,
где только от Вашей воли и Вашего решения все зависит?
-Конечно, - улыбнулся Валерий.
Выводы, к которым он пришел по итогам
общения с Фрунзе, были неутешительными – он был либо великим
актером, просто Станиславским – но кому нужно устраивать все это
представление в песках Узбекистана? – или они на самом деле
оказались в 1920 году. И хотя поверить в это было практически
невозможно, с этим, по всей видимости, предстояло смириться. И
ладно бы смириться самому – надо было еще уговорить товарищей
принять это за данность.