— Если унесешь на себе. Предупреждаю, нужен бульдозер.
— Охренеть!
Лекция снова поздно заканчивается. Анж упархивает птицей просить брата помочь унести мой полуночный презент.
На крыльце я одна. В институте никого не осталось.
И снова дождь. Мне в больницу надо заскочить и забрать дедушкино лекарство. Вдруг наша великолепная администрация передумала?
Спускаюсь по лестнице. Звуки каблуков звучат как выстрелы.
Ветер задувает. Темнотища.
— Лика? — доносится голос с правой стороны, где находится парковка для руководства института.
Оборачиваюсь и падаю взглядом в жестокие глаза. Брови сведены на максимум. Это говорит о недовольстве или нетерпении. Скулы резко очерчены, челюсть сжата.
Ян Борзов в одной футболке. Отмечаю его тело, покрытое татуировками. Руки, кисти, пальцы, шея. — ни одного живого места.
В этот момент до меня доходит...
Отрываю вросшие ступни от земли и, вбивая пятки в асфальт, несусь к парню.
— Ты! — тычу в его стальную грудь указательным пальцем. — Ты прислал мне цветы? Совсем лишен мозгов, Борзов?
В этот момент чувство самосохранение спит. С таким, как Ян, нельзя так. А я... Была слишком напугана вчера, чтобы быть в руках сегодня.
Ян ухмыляется и достает из заднего кармана пачку сигарет. Закуривает одну.
«Щелк» зажигалки, затяжка. Он втягивает щеки, и скулы становятся еще острее. Взгляд наполнен тьмой, несмотря на светлую радужку.
Казалось, можно выдохнуть.
И тут... Борзов хватает меня за запястье. Больно.
Разворачивает к себе спиной и прижимает к машине, к своему мощному, драконьему телу. Наваливается, выдыхает никотиновые пары мне в лицо. Кашлять начинаю, слезы глаза разъедают.
Он злобно шипит и дышит. Его дыхание ледяное.
— Не сметь со мной так разговаривать.
4. Глава 4. Ян
За три дня до
Губами выуживаю одну сигарету из пачки. Прикуриваю и всасываю яд всеми силами. Выпускаю мутный дым в едва приоткрытое окно.
Пиздато... Легко...
— Дементьева Лика, двадцать один год, студентка нашего задрипанного института, — Камиль плюет на палец и перелистывает досье.
Шелест бумаг наполняет салон тачки.
Раф тянется к моим сигаретам. Широко зевает. Время — час ночи.
— Девственница? — спрашиваю, разглядывая фотографию.
Кам лениво пробегается по строчкам.
Скажет «да», пусть это дело под свой контроль кто-то из братьев берет. Я пас.
На самом деле родной мне только Раф — Рафаэль, а Камиль приемный. Но с детства отец нас учил, что нет и не будет никого ближе, чем мы трое друг у друга. Он никогда не разделял нас, не восхвалял одного против другого, не наказывал лишь одного. Если виноваты, то все. Если молодцы, то... Все равно влетало всем.