Несмотря на деньги семьи – она не зазнаётся. Со всеми милая и добрая. Она спасла меня.
Пожалуй, даже не осознаёт насколько.
Я была разбитой, раздроблённой. Пыталась собрать осколки жизни воедино и ранилась только сильнее.
Отец был прав. Всегда был. Мот Раевский это тот, кто меня уничтожит. Разрушит всё.
Я просто не хотела слышать. И поняла это только тогда, когда стало поздно.
Когда Мот исчез. Не появился ни разу. И мне пришлось спасаться самой.
К счастью, с помощью дяди Миши. Он договорился об операции в другом городе. Последняя надежда для отца. После того как папу подстрелили.
В подарок для Мота.
Подарок для бандита – мёртвый следователь, который усложнял жизнь.
Мой отец!
Я помню всё смутно. Вертолёт, вояки на площадке, тревожные лица, документы в спешке.
Я тогда думала, Мот появится. Примчится. Он же обещал. Говорил, что рядом. Всегда.
Но он не пришёл.
И всё, что я чувствовала – это опустошение. Боль. И тишину. Гулкую. Оглушающую.
После была долгая операция. Стерильный коридор. Холодный свет. Голос врача, облитый льдом:
– Шансов нет…
Помню, как держала отца за руку. Как смотрела на него и думала: только не сейчас. Только не ты, пап.
Но он. Ни одна сила молитвы не смогла вернуть мне отца.
Хотела лечь рядом с отцом. Просто упасть и не встать. Чтобы не жить в этом теле, в этой коже.
Дядя Миша всем руководил. Он и заставил меня пойти на кладбище.
Помню тот холодный ветер. Грязь под ногами. Цветы, воняющие химией. И та самая мерзкая тишина, когда тебе хочется, чтобы тебя просто не было.
Я ненавидела себя.
За то, что поверила Раевскому. За то, что пошла против отца. За то, что доверилась ублюдку.
Мот Раевский казался мне любовью. Лучшим из лучших. А оказалось, он – сволочь.
Ради него я предала того, кто был рядом всю жизнь.
А Раевский просто воспользовался мной.
Не как мужчины пользуются телом женщины. Хуже. Глубже. Точнее. Жёстче.
Он воспользовался доверием. Любовью. Слепой, тупой, такой искренней, что от неё теперь тошнит.
Из-за него папе выстрелили в голову. Из-за него я стояла на кладбище, в грязи, с ледяными пальцами и обожжённой душой.
Из-за него я лежала на кровати, глядя в потолок, пока всё внутри выло: перестань.
Перестань чувствовать, думать, дышать. Просто прекрати.
Я захлёбывалась слезами. Кричала в подушку, пока не хрипел голос. Теряла контроль, теряла себя.