Распахиваю веки, подмечая, что мама еще немного постарела. Вокруг голубых глубоко посаженных глаз разбежалось еще больше морщинок, уголки поджатых губ опущены вниз. В светлых коротких волосах теперь четко просматривается седина, занимающая почти всю голову мамы, которая так и продолжает стоять, сложив руки на полной груди.
— Я скучала, — вырывается у меня.
Какой бы мама не была, но она мой родной человек. Мы никогда не были близки, мне кажется, я всегда росла сама по себе, потому что маме с семи моих лет приходилось тянуть нашу маленькую семью на своих плечах. Она работала сестрой-хозяйкой в больнице недалеко от дома и жутко гордилась этим, считая, что порядок в терапевтическом отделении зависит только от нее. Именно мама отправила меня на медицинский, хотя я изначально хотела на журналистику. Но теперь ни о чем не жалею.
— Проходи, — вдруг спокойно отзывается мама, отстраняясь от двери.
Я тут же ныряю внутрь, где пахнет лакированным деревом и кремом для рук. Дверь за моей спиной захлопывается, посылая легкую дрожь по телу. Смотрю в пол, выложенный желтой елочкой. Я предлагала маме сделать ремонт — поменять массивный гардеробный шкаф, занимающий половину прихожей, убрать трюмо с зеркалом, стоящее напротив. Вот только мама требовала не доставать ее нелепыми предложениями. Со временем я отстала.
— Разувайся, и пойдем на кухню, — она грузно, еле переставляя левую ногу, двигается в указанную сторону. Видимо, сустав пришел совсем в негодность.
— Не надумала сделать операцию? — ставлю чемодан к шкафу, вешаю пальто внутрь и следуют за мамой.
— Я без тебя решу! — огрызается она через плечо. — Лучше расскажи, что у тебя случилось.
Захожу на кухню и сажусь на один из деревянных не самых удобных стульев, стоящий около стены. Опираюсь локтем на светлую столешницу стола с закругленными углами. Смотрю в сторону большого окна, где колышется белый тюль. Мама лезет в шкаф над круглой мойкой, распахивает створку молочного гарнитура, достает две кружки.
— Ну так и чего молчишь? Язык проглотила? — она щелкает электрический чайник, который я еле уговорила ее купить.
— Игнат мне изменил, — сцепляю пальцы на бедрах, начинаю перебирать их между собой.
Грудь сдавливает, но несильно. Я все еще продолжаю дышать. И вроде бы я в норме, но внутри будто кто-то по чуть-чуть отрывает от меня кусочек за кусочком, и я не знаю, сколько выдержу эту пытку.