– Я за него!
– Лукаша! – домовой протягивает
ответившему старосте раскрытую пятерню.
Староста сначала смутился, но потом тоже
протянул к домовому мизинец. Тот пожал его со словами:
– Я, конечно, с полями не мастак, сперва
надобно будет мне подсказывать, но коли сработаемся, то всю округу
хлебом завалим! – прямо выкладывает Лукаша, не отрывая взгляда от
старосты.
– Вперед дело, а за ним слово, –
отвечает староста, хмурясь.
– И то верно! Когда смотреть поле
пойдем?
– Завтра с зорькой. Ночь на дворе…
– Ты когда в поле пойдешь – в дом
постучи. Я с вами двину, – Лукаша накидывает шляпу на голову и
бодрым голосом добавляет: – Поглядим, может, сразу чего и
подправим. Стучи, ежели чего, старшой. Бывайте, мужики…
С этими словами Лукаша махает рукой
мужикам и, развернувшись, снова уходит в дом, закрывая за собой
дверь.
– Вот те раз… – слышится из толпы
мужиков, которые обступили стол и все вместе разглядывали Лукашу.
Когда тот затворил дверь, все взгляды перенеслись на Песта.
– Сам придумал и сделал? – спрашивает
староста Песта, не обращая внимания на мужиков, которые обступили
его плотной толпой.
– Сам.
– А может, и не вертаться тебе,
Пестушка, в Академию мажескую? – задумчиво спрашивает он Песта. –
Ежели воевать ворожбой умен, мажьим чудесам обучен… Может, и не
треба более?
– Нет, старшой. Я хоть и себя не жалел,
но больно много еще мне выучить надобно. Много знаний постигнуть
следует, чтобы магом хотя бы средней руки зваться, – Пест кивает на
домик Лукаши, пускаясь в объяснения: – То, что вы за чудо держите,
сотворил я ведовским словом и делом. Самой мажьей науки там не
много. Кабы не ведовство и слово Аккилуры – и того не сделал
бы…
Мужики начинают гомонить, а староста
вздыхает, потирая лицо ладонями.
– Ежели так, то быть по-твоему, –
староста умолк на несколько секунд, а потом хлопает по столу
ладонью, прерывая гомон мужиков, что-то продолжавших обсуждать. –
Тут к нам вестовые приходили… Много люда к нам шло. Кто с просьбой,
кто с поклоном, а кто и дань удумал нам платить…
Староста говорит медленно, подбирая
слова. Пест же, услышав слово дань, начинает хмуриться.
– Слух за тебя, Пест, пошел, да так, что
тебе челом бить приходили с дальнего юга. Мужики смуглые, с
волосами зело черными. Мы таких и не видали, и за села их не
слыхивали. Тебе поклон несли, да за дело спрашивали, – староста
чешет лысеющую голову и, оглядываясь на мужиков, словно ища
поддержки, продолжает: – А ты-то в городище. Мы им и так толкуем, и
сяк, а уйдет один южанин, так на следующую седмицу северяне в
шкурах придут. Да с такого северу, что и диву даешься. Росту
маленького, с глазами узкими, как у люда с востоку дальнего. За
села их и не слыхивали. А они все как один – вынь да положь
мага-ведуна, что из села взрос. И деньгу несли, и камни
разноцветные, и побрякушки золотые… Но ты не подумай! Мы себе
ничего не взяли. Объяснили, что ты только через пять зим
воротишься. Мол, в Академии мажеской учишься. С тем и в обрат
отправляли…