Многие. Но не все.
У меня таких печатей оказалось две:
светлую я получил от мастера Твишопа, когда тот в процессе
воскрешения передал мне собственный дар, а темную вырезал на
предплечье сам, едва очнулся и обнаружил себя в новом теле. А потом
охотно продемонстрировал графу, наглядно подтверждая, что именно я
являюсь единственным наследником погибшего мэтра Гираша.
Будучи обязанным ему… то есть, мне…
до самого гроба, его сиятельство, хоть и растерялся от
неожиданности, все же не отказал мне в любезности помочь с
переездом. И благополучно перевез сюда мои личные вещи, обширную
библиотеку, весь набор артефактов, замаскированных под дешевые
безделушки, и даже испуганно озирающуюся Лиш, которая, впрочем,
быстро меня узнала.
А когда мастер Лиурой, скрипя зубами,
пояснил его сиятельству все последствия обряда, граф с большой
неохотой выплатил и полагающийся мне гонорар. Все десять с
половиной тысяч, которые я честно заработал, пока избавлял эти
земли от нежити.
Единственная проблема, с которой я
столкнулся, это необходимость скрывать от посторонних тот факт, что
моя вторая печать активна. Магическое сообщество до сих пор
считает, что это невозможно, и мне совершенно не хотелось никого
разуверять.
Более того, наличие двойного дара
сделало бы меня объектом пристального внимания Совета, которое
юному барону Невзуну ни к чему. Но я успешно решил эту дилемму,
наложив на нее сложную защиту. А также целый месяц сливал темные
силы в алтарь, накопители и в своих собственных
подопечных, благодаря чему моя печать и вторая аура истощились,
перестав определяться магически. Лиш очень быстро забыла о
проклятии, горгульи смогли ожить, а все три десятка зомби
обзавелись нормальной внешностью.
– Отлично, – оскалился я,
поворачиваясь к светящемуся алтарю, на котором уже лежала
потрепанная книга в обгоревшей обложке. – Время близится к
полуночи. Верзила, вам лучше присесть: ритуал воскрешения – дело
долгое и муторное. Но если у меня хватит сил, у нас у всех скоро
начнется новая жизнь…
***
Схему ритуала я вычерчивал мелом
почти шесть часов и закончил ближе к рассвету, когда близился пик
возможностей темной печати.
Сил на это ушло немало, и зомби я,
как и обещал, действительно истощил, превратив их в груду
беспорядочно сваленных в углу тел. Зато когда рисунок обрел
цельность, а я оглядел испещренный символами пол, то испытал
чувство глубокого удовлетворения: схема, несмотря на длительное
отсутствие практики, получилась идеальной.