– Ни-и-ич… – решительно позвал я, не
обращая внимания на то, с каким вожделением тьма сжимается вокруг
алтаря, с довольным урчанием слизывая один слой защиты за другим. –
Нич! Вернись, старый пердун, я должен задать тебе пару важных
вопросов! Сумеешь ответить – так и быть: упокою на веки вечные. А
если нет… прокляну! Да так, что тебя и в посмертии будут мучить
недельные запоры.
Тьма сгустилась еще сильнее, слепо
тыкаясь в испещренные защитными символами стены и все охотнее
скручиваясь вокруг меня в тугой водоворот. Пока еще ленивая,
сонная, но с каждым мгновением все больше входящая во вкус и все
настойчивее пробующая пробиться сквозь мои щиты.
– Нич! – нетерпеливо крикнул я,
подметив краем глаза, как одна за другой стремительно гаснут
охраняющие руны.
Ничего. В конце концов, мой черед
должен был наступить гораздо раньше. Просто обидно было потратить
столько усилий и получить за них шиш без масла..
– У тебя последняя попытка, Нич! –
гаркнул я, с вызовом подавшись навстречу надвигающемуся
мраку. – Второго шанса не будет: прокляну! Навечно!
Однако мне никто не ответил. Да и
книга под онемевшими пальцами не шелохнулась. В то время как тьма
отвоевала для себя очередной кусочек пространства и подступила еще
ближе, методично уничтожая заметно поблекший охранный круг.
Сколько от него осталось? Две трети?
Половина? Нет, уже меньше… а резервов вообще на донышке: тьма за
считанные минуты сожрала почти все, что я сумел собрать – алтарь,
который вот-вот рассыплется прахом; с десяток
накопительных амулетов, уже успевших превратиться в
бесполезный хлам, мои запасы, добытые с таким трудом… и теперь
выжигала саму печать, торопясь поскорее добраться до живого
нутра.
У меня впервые за ночь нервно
дернулась щека.
– Мастер Твишоп?
Тьма злорадно хихикнула и
придвинулась еще на шажок, но, кроме нее, больше никто не
отозвался. А у меня всего две минуты осталось в запасе, прежде чем
изменения в защите станут необратимыми.
– Мастер Люборас Твишоп!
Мой голос снова охрип и опустился до
шепота – холод добрался уже до костей, грозя вот-вот заморозить
насмерть. Кожа на руках посинела, мышцы свело от холода, губы
дрожали и едва могли шевелиться.
– Мастер! – сипло каркнул я, с трудом
выталкивая звуки из замерзшего горла. – Эй, меня кто-нибудь
слышит?!