— Возьми деньги, карты, телефон, что угодно, только остановись. Пожалуйста, не надо…
Наверное, это несправедливо. Бита против кулаков… заранее плохой исход для того, у которого есть лишь второе.
Наверное, это неправильно. Неправильно было заходить со спины. Неправильно было бить в шею.
Я не врач, но мой отец — да.
И вот что я знаю от него: шея человека — анатомически сложная.
Переломы и вывихи позвонков сопровождаются сильной болью в зоне поражения. Если во время несчастного случая повреждается спинной мозг, человек находится в сознании, но не способен двигаться.
Непорядочно было бить его туда. Не по-пацански.
А порядочно ли было подкатывать к студентке и звать ее домой «сдать экзамен»?
Крайне маловероятно.
Бита опускается ему на ноги.
Препод орет.
Перелом — вряд ли. Сильный ушиб — гарантирован.
— Ты! Сосунок! Думаешь, тебя никто не найдет?! Весь город в камерах, и тут на парковке их полно! Тебя найдут!
— Как мило, что ты решил поболтать со мной в таком тоне.
Пихаю этого отброса в поясницу. Снова крик.
— Ты воешь, как девчонка, — усмехаюсь.
— Ты сядешь! — препод начинает плакать.
Замахиваюсь, опускаю биту ниже поясницы.
— А вот ты сидеть вряд ли сможешь. Сюрприз, мазафака!
Знаю, что я больной ублюдок.
Но в моей голове воспоминание о рыдающей в истерике Кате, и остановиться, увы, я не могу.
— Клянусь, я подключу все связи, тебя найдут и посадят! — Алферов визжит, как телка.
Верчу в руках биту и тип дергается.
Присаживаюсь перед ним на корточки:
— Знаешь, я тут хакнул тебя… и угадай, что нашел в твоем ноуте и телефоне?
Дергается.
— Фотографии. Видео. Переписки. Кто-то был с тобой добровольно, но… не все… далеко не все.
Алферов трясется.
— Ты шантажировал их, да?
Молчит.
— О, не переживай, я никому не расскажу. — говорю как заботливая тетушка. — Тем более что все твои сокровища уже отправлены прокурору. Знаешь, есть одна женщина. Прокопова Ирина Олеговна. Говорят, зверь. Насильников не выносит и в девяносто девяти процентах случаев сажает их. Не дает спуску тварям. И они едут в Матросскую тишину или в Бутырку; что там с ними делают — конечно, вопрос. Но, полагаю, скоро ты узнаешь ответ.
Алферов рыдает вовсю.
Я беру его за шкирку и наклоняюсь над ним:
— А вот мне за это ничего не будет. Потому что никто не станет бороться за такого урода, как ты.
Перед дверью отцовской квартиры я замираю.