— Чем занимаешься, Фил? — Тимуру будто доставляет удовольствие устраивать расспросы.
— Может, ты расскажешь нам, чем занимался? — не дав ответить Филиппу, вклиниваюсь в разговор и с вызовом смотрю на Тимура.
Тот выгибает бровь, глядя прямо мне в глаза.
Отходят на задний план все присутствующие, и я чувствую, как между нами натягивается струна. Весь мир, наполненный людьми, сужается до одного темного взгляда напротив.
Сколько должно пройти лет, чтобы перестало болеть? Чтобы я забыла то, что между нами было?
Станет когда-нибудь легче?
Ну почему ты вернулся? Почему именно сейчас, когда я решила запретить себе даже малую кроху мечтаний, когда уговорила себя не жить надеждой и приказала повзрослеть и начать жить реальностью.
Моя реальность это Филипп.
Надежный тыл, крепкое плечо рядом. Спокойствие, отсутствие эмоциональных качелей.
— Прости, красавица, но мне запрещено распространяться об этом, — легко отвечает Тимур и отворачивается от меня.
— Тимур, лучше обрадуй нас с папой и скажи, что ты не вернешься туда больше, — мама смотрит на Тимура с надеждой.
Тимур разводит руками:
— Я теперь подневольный человек, Оль. Но надеюсь на то, что моя помощь больше не понадобится.
Не ответил.
Значит, может снова уехать.
— А вдруг все-таки получится остаться? Заведешь семью, деток? — спрашивает мама с некоторой неловкостью, а я замираю.
Мне кажется, даже дышать перестаю. Сердце встает, переставая отдаваться неровным ритмом в груди.
Смотрю на Тимура. Что же ты ответишь?
Даже сама не замечаю, как с силой сжимаю вилку.
Тимур расслабленно смеется:
— Боже упаси! — отмахивается легко. — Нельзя мне семью, Оль. Я уехать могу в любой момент. Да и какой из меня семьянин? Нет уж.
Смеется так непринужденно, а мне впору зареветь, потому что он сейчас озвучил все мои мысли.
Не нужен ему ребенок… Так, только нервы трепать своими бесконечными хочу-не могу.
Утыкаюсь носом в тарелку, лишь бы никто не видел моих глаз.
Так и хочется взять скальпель Ярослава, провести по груди его сына да заглянуть внутрь — есть ли у него вообще сердце? Хоть что-то?
Или же там бесконечная пустота и одинокое перекати-поле?
Включают медленную музыку, и Филипп поднимается, протягивает мне руку:
— Потанцуем, Кать?
Не хочу я танцевать.
И тут сидеть не хочу. Сейчас мне надо только попасть домой.
— Конечно, — стараюсь улыбнуться искренне, но получается откровенно хреново.