Дымка рассеивается.
То, что я вижу, приводит в ужас — ошмётки тел, вывернутые внутренности и прямо у моих ног — отрубленная голова с выпученными глазами…
А посреди поля битвы, вернее, бойни, — мой иномирный муженёк. Нахохленный, с меча капает кровь, а вокруг фигуры — клубиться тьма.
Вскрикиваю, но тут же зажимаю себе рот рукой.
Меня колотит, давлюсь слезами…
Ландар поворачивается на звук. И меня затягивает в вишнёвую тьму его глаз…
Это уже слишком! Сознание отказывается справляться…
Последнее, что слышу и чувствую, меня берут на руки и бурчат над ухом:
— Бесполезная жена. Даже воды нельзя попросить…
…Прихожу в себя от того, что поверхность подо мной мерно покачивается. Потом нескольких секунд дезориентации, в течение которых мучительно пытаюсь понять вновь, кто я, где и как тут оказалась. А когда память восстанавливается, осознаю, что лежу в телеге, а тёмная спина, что маячит впереди — мой муж.
Отличный опыт. Так и запишем в анамнез: потеря сознания не возвращает домой. Что досадно, ибо хотелось.
Не знаю, чувствует ли Ландар, как я копошусь, или у него глаза на затылке, но он оборачивается и буквально прожигает меня злым взглядом.
— Как самочувствие? — спрашивает, тем не менее, почти дружелюбно.
Киваю, потому что говорить не могу: голос не слушается, во рту сушь.
Ландар командует Философу остановиться, протягивает мне кожаный бурдюк. Он прохладный и в нём так сладостно плещется вожделенная жидкость. Пью жадно, большими глотками, вода течёт по подбородку, мочит лиф платья.
Напившись, вытираю губы и возвращаю Ландару тару.
Вот, теперь можно и ответить.
— Спасибо, — говорю я. — За воду. И за то, что спросили. Самочувствие – неплохо для той, кого пытались изнасиловать.
Ландар сжимает кулаки, темнеет лицом, а глаза вспыхивают алым.
— Они больше никому не навредят.
Вспоминаю горячие капли, невольно тянусь к тому месту, куда они упали, словно там остался ожог. От воспоминания передёргивает.
Тяну на себя плащ, которым Ландар меня заботливо укрыл.
Ёжусь, прячусь.
— Да, — он словно соглашается с моими действиями, — мы въезжаем в деревню. Лучше, чтобы этого, — он машет рукой в мою сторону, — не видели.
Я понимаю: он имеет в виду не меня, а заляпанное кровью свадебное платье. На венок, наверное, тоже попало, да и увял он давно. Стягиваю и выкидываю прочь.