Савелий Романович Крутой оставил меня в живых? Зачем… я правда этого не понимаю.
Я сказала ему, что работала на Мамая, у меня не было выбора, и моя Алиса. Ее нет, боже, ее даже не было у тетки, я все поломала. И свою жизнь, и жизнь сестры, и всех этих людей, которые теперь меня ненавидят.
Почему Крутой помогает мне после всего? Я понятия не имею, а еще мне страшно, ведь, кажется, я понимаю.
Савелий лечит меня, чтобы снова продолжить ломать, да, точно. Он хочет, чтобы я восстановилась, и тогда… тогда он продолжит начатое.
5. Глава 5
Следующие два дня я практически все время сплю. Ко мне входят медсестры и врачи, ставят капельницы и уколы, а еще делают эту адскую перевязку на груди, во время которой я реву белугой от боли.
Там, где ребра, какой-то страшный шрам, все в нитках. Меня заштопали, точно сломанную куклу. По правде, я понятия не имею, зачем они все это делают, ну правда. Какой смысл мне же помогать, если фактически после тех слов Крутого я уже труп?
Он не пощадит меня. Скорее всего, жить мне осталось считаные дни, если не часы. Я и себя закопала, и сестру в это втащила, я проиграла ему. По всем фронтам, так просто.
Хуже того, пока я здесь в больнице прохлаждаюсь, моя Алиса неизвестно где и с кем. Жива ли она еще, я даже этого не знаю, и я... я просто не могу себя простить. В каком- то смысле теперь я даже согласна с Савелием. Лучше бы он и правда тогда еще меня убил. Все было бы проще. Для всех. И для него тоже.
За окном ярко светит солнце, но мне больно смотреть на него. Кажется, что оно обожжет, сделает больно, хотя, по-честному, я уже не знаю, куда больнее. Амазонка во мне плачет, и я… я просто хочу к маме.
Я устала, я сломалась, и я хочу, чтобы это закончилось, а потом снова засыпаю, до предела накачанная успокоительным.
Сегодня я просыпаюсь утром, в груди жжет, но уже не так адски больно. Мне колют обезболивающее по часам, и скоро придет медсестра. Я жду ее. Я знаю, что усну после этого укола, и хочу этого, потому что моя реальность теперь для меня невыносима.
Резко распахивается дверь, я ожидаю увидеть медработника, но я вижу Его, и у меня кровь стынет в жилах.
Высокий, сильный, полный власти. Мой первый мужчина, мой единственный палач. Савелий Романович Крутой собственной персоной. Он входит тяжелым шагом, пронзая меня арктическим холодным взглядом, от которого пробирает дрожь.