Свое единственное оружие – бурый от
ржави кухонный нож, найденный в брошенном особняке – девчонка
прячет под легкой вельветовой кофточкой, которая задубела от крови.
Нет-нет, это не ее кровь! Просто дурочка пыталась спасти Доджера,
когда душу этого самонадеянного неудачника поглощал призванный
Эссенциал.
Бладхаунд не смотрел на девушку
тогда. Не видел ее после, и сейчас не видит. Все, что он знает о
Лайфсейвер, ему сказали запахи и звуки. Он намеренно в последние
двенадцать часов охотится с повязкой на глазах. Он не хочет раньше
времени подключать свое сверхъестественное зрение, потому что тогда
все будет быстро и неинтересно. Как с глупым Доджером.
Доджер. Так он прозвал Алекса.
Верткий заносчивый живчик, лютый руфер и отъявленный паркурщик.
Бладхаунд ставил на него – парень должен был отправиться в Храм
Тайн последним. Что ж, ставка не сыграла! И ничего удивительного –
охотник никогда не умел разбираться в людях. Зато научился
виртуозно выслеживать их. Как дичь.
Доджер умер на закате. Бладхаунд
просто вышел к эскейперам поздороваться и Алекс первым сорвался с
места, услышав Сумеречную Колыбельную раньше остальных. Но побежал
он совсем не туда, куда следовало. Дурак вынес дверь сарая,
намереваясь преодолеть строение насквозь и выпрыгнуть в окно. Вот
только прямо под окном Бладхаунд поставил медвежий капкан,
отхвативший парню ногу под самым коленом, и после этого Доджер уже
совсем перестал оправдывать свое прозвище. Зато его жалкие
пронзительные стоны, казалось, слышали даже наворачивающиеся
звезды!
И звезды смеялись, вторя
переливчатому смеху Бладхаунда. О да, у него был действительно
красивый голос – сильный плавный баритон, которым можно одинаково
эффектно признаваться в любви и шептать прощальные слова, прежде
чем иззубренный, но всегда идеально отточенный топор перерезает
чье-то горло…
Лайфсейвер прошла прямо под ним. Сидя
в ветвях старого искалеченного временем явора, охотник
почувствовал, что его дыхание учащается. Он усилием воли подавил
отклик надпочечников, заставив их вырабатывать меньше
норадреналина. Не сейчас. Он не хочет тащить девку к кладбищенской
черте. Пусть сама шагает – ведь он потратил столько усилий, чтобы
направить ее сюда!
Пока Ника продолжала медленно
двигаться вперед по пустой дороге, он плавно скользил по ветвям с
одного дерева на другое. Ни один сук не треснул под его ногой, ни
один листок не отправился в суицидальный полет к проклятой
земле.