– Я сделаю все, что скажешь! Прошу! –
Лайфсейвер не переставала рыдать, но охотник не отвечал. Он знал,
что его молчание вселяет в нее еще больший ужас, и наслаждался этой
музыкой сфер, чистейшей из когда-либо придуманных и сыгранных
композиций.
Охотник повалил каменную плиту прямо
на могилу и бросил на нее девушку. Та сразу же попыталась отползти
прочь, но Бладхаунд ударил ее наотмашь по лицу. Голова Лайфсейвер
резко мотнулась в сторону, что-то хрустнуло у нее в шее, левый глаз
мгновенно заплыл, а из рассечения над бровью побежала кровь. Он
верно рассчитал силу – теперь она в вязком болезненном полусне на
ближайшие пятнадцать минут, и ему этого хватит.
А потом…потом она будет кричать так,
как не кричала никогда в жизни. Даже когда измазанная кровью и
дерьмом вылезла из утробы своей шлюхи-матери в этот злобный
проклятый мир!
Он вновь снял с пояса топор, а из
небрежно сброшенного рюкзака достал пять длинных кольев из черного
металла. Используя обух топора как молоток, он вогнал колья в землю
по сторонам от заваленной плиты. Если бы нужно было сохранить
ритуал в тайне – он бил бы через тряпку. Но сейчас – он точно знал
это – еще трое обреченных плотной группой движутся сюда. Они
услышали истошные вопли Ники и хотят помочь. Поэтому Бладхаунд
намеренно шумел как можно больше, ведь каждый из этих звуков
добавлял очередную одну каплю в и без того переполненные сосуды их
душ. Переполненные страхом, само собой!
Затем он достал из рюкзака цепи –
тоже черные, с вытравленными кислотой рунами тенебрисов. Он сковал
девчонку по рукам и ногам, а пятую цепь обмотал вокруг ее хрупкой
шеи. Потом натянул цепи, пока сухожилия Ники не захрустели, и ловко
закрепил их на кольях. Девчонка как раз пришла в себя, и теперь в
ее единственном здоровом глазу читалась такая буря эмоций, что
Бладхаунд вновь не сдержался, гулко рассмеявшись в набирающиеся
грозовыми тучами небеса.
О да, сегодня будет дождь.
– По… пожалуйста, – вновь заскулила
Ника, превозмогая сводящую с ума боль. – Я не…не понимаю… я
случайно здесь… не нужно… прошу вас…
Он слушал, но не вслушивался. Слова
не имели значения, в отличие от голоса девчонки, в котором страх
ощущался столь явно, что охотник даже удивился. Нередко на этой
стадии боязнь уступала смиренному осознанию, и это могло
потребовать от него дополнительных усилий. Но сейчас все шло просто
идеально. Эссенциал будет доволен.